Так что впору было бы спросить себя, не загулял ли дед на тот свет, прямым ходом в свои райские кущи с павлинами, которые умел расписывать со свойственной ему чудаковатостью. Во время охоты кореец бывало расписывал картины иных миров с такой достоверностью, что от разговоров с ним по спине бегали мурашки.
Остальная масса охотничьей братии – городская верхушка, кое-кто из военных и прочее мужичье из округи – весь этот люд представлял собой отпетый сброд браконьеров. Все иллюзии на этот счет у Звеногова давно рассеялись. Кого ни возьми, в охоте никто ничего не понимал. А много ли требовалось от человека? С одной стороны, нужно-то всего лишь самое малое: куда можно стрелять, куда нельзя. Ведь простые чувства человеческие, понимание того, что хорошо, что плохо, привить можно и дубине. Тяге же к лесу, к ружьям, к мужскому обществу учить вообще не приходится: мужчинами рождаются, а не становятся. С другой стороны, как обойтись без особой веры, без особого отношения к жизни, без чувства меры, которое всегда отличало настоящих охотников?
Звеногов не сомневался ни на миг, что если бы не рамки законов, не несговорчивость местных егерей и лесничих, в которых ему удалось вбить с годами хоть какое-то чувство долга, если бы не холуйский страх всех завов и замов из общества охотников после недавней подсудной истории, встряхнувшей не мало пыли в кабинетах областного начальства, – ничто бы не остановило эту рать. Дать ей волю, она давно бы перестреляла в округе всю живность – на шапки, на консервы, на продажу, на мыло…
Егеря не могли отсиживаться в стороне. Как Звеногов не бился, порча проникали и в свои ряды. Упрямых, честных, с чувством к делу – таких выживали. Набирать старались молодежь, чуть ли не пострелят. По давнему, кем-то узаконенному правилу, стариков на этой службе не жаловали. Звеногов был исключением. Его терпели, потому что не знали, как от него избавиться.
Несмотря на свою непокладистость, он никогда не лез на рожон, умел прикидываться, кое-как научился приспосабливаться. Ведь он представить себе не мог, чем бы он занимался, если бы порвал с егерьством. А с некоторых пор он оказался единственным знатоком местной охоты. Все остальные поразбежались. Из-за грошового оклада егеря постоянно увольнялись, и опять приходилось брать пополнение, опять начинать с нуля. Кому обучать молодых егерей? Да и браконьерствовать на глазах у старожила местные не решались. Он знал весь город, и тайное тут же могло стать явным.
В понедельник, за хозяйство взявшись еще на рассвете, Звеногов дожидался девяти утра с мучительным нетерпением. С утра по понедельникам Дякин обычно появлялся на работе. Хотелось сходить в контору и расспросить о предстоящем выезде как следует…
Шел уже десятый час, но контора оставалась запертой. Председатель прогуливал рабочее время. Отперев дверь своим ключом, Звеногов какое-то время помаячил у окон, потом выгреб из печки холодную золу, вынес ее, и больше не знал, чем заняться. Ждать? Возвращаться домой?
Взгромоздившись