слабостями, особенностями характера, обыденными, а не героическими жизненными мотивациями, но, думается, именно такого отношения заслужил к себе Казарский.
И прижизненно, и тем более – посмертно.
После победы брига «Меркурий» под командованием Казарского над двумя турецкими линейными кораблями он был произведен в капитаны 2-го ранга и стал флигель-адъютантом Свиты Его Императорского Величества. Считается, что флигель-адъютанты получали распоряжения непосредственно от императора, в том числе – по контролю за действиями властей на местах.
Видимо, поэтому факт нахождения Казарского в Николаеве накануне смерти привел сторонников второй версии его отравления к выводу о том, что Казарский был ревизором. Причем его ревизионная деятельность выглядела в духе небезызвестного произведения Николая Гоголя, когда ревизор – это такой грозный посланник центральной власти, перед которым должны падать ниц все местные чиновники. А «черноморская мафия» во главе с адмиралом Грейгом вместо этого, но также от испуга, при участии николаевского полицмейстера Автамонова отравила царского флигель-адъютанта.
В действительности, нет каких-либо весомых данных, свидетельствующих о том, что Казарский на момент своей смерти в 1833 году в Николаеве и Севастополе ревизовал деятельность адмирала Грейга. Возможно, эти данные пока просто никто не обнаружил. Насколько можно судить, впервые о том, что молодой герой умер «во время ревизии Черноморского флота», говорится в «Русском биографическом словаре» 1897 года[22]. При этом ни в одном из материалов, на которые ссылаются авторы биографической справки о Казарском как на источник[23], нет ни слова о ревизиях.
Может быть, создатели «Русского биографического словаря» владели какой-то другой документальной информацией? Однако эта информация не была опубликована ни в XIX веке, ни в ХХ, ни в XXI-м. Поверхностный просмотр описей петербургских и московских архивов (РГА ВМФ, РГИА, ГАРФ) также не обнаружил «следов» конкретной ревизионной деятельности Казарского в Николаеве или Севастополе.
Единственный документ, который можно назвать имеющим относительно «ревизионный» характер – это письмо Казарского начальнику Главного Морского штаба Александру Меньшикову от 8 декабря 1832 года «о работах в Севастополе», хранящееся в фонде Меньшикова в РГА ВМФ. Однако Казарский писал Меньшикову отнюдь не ревизионный отчет, а, скорее, общие впечатления «о работах, производящихся у Севастопольских сухих доках при содействии отделенного к оным 42-го флотского экипажа», причем это впечатление у бывшего командира брига «Меркурий», который сам ранее входил в состав 42-го флотского экипажа, было в целом позитивным.
Для сравнения – ревизия деятельности адмирала Грейга в 1829–1830-х годах флигель-адъютантом Николаем Римским-Корсаковым проходит по документам РГА ВМФ как «ревизия», соответствующим образом называется и архивное дело[24].
Следующий момент,