жуткий образ места, где производилось такое же строительство невероятно значимых и сверхмагических сооружений, примерно таких, какими являлись когда-то для древних египтян их пирамиды. Но это общие бредовые идеи, и их было еще не так страшно переживать, но вот отношение с трудовым коллективом в лучах этого бреда стало очень запредельным. Мои коллеги мне представлялись не абы кем, а, иначе говоря, главными представителями разных народов мира, королями этих народов, на свое личное усмотрение работающих на одном заводе со мной – богочеловеком. Но самое главное – отношения в собственной семье в лучах болезненного бреда, как я показал, приобрели ужасные черты. Обстоятельства такого колоссального ухода от реальности привели меня к тяжелому личному потрясению, и в результате разрушилось полностью нормальное отношение к окружающим меня людям. Вся эта раскурочившая сознание небылица продолжается очень долгое время и в течение своего динамичного движения приводит меня к колоссальному регрессу, который убивает меня годом пребывания совсем, выражаясь проще, «не у себя дома». Кроме того, ко мне стал наведываться старинный знакомый моего далекого детства, в фантазии моей он стал последней реинкарнацией Федора Достоевского, а на самом деле являлся уже преступным, но благородным типом, превратившимся, к сожалению, в глубокого наркомана. Он выманил у меня все мои дорогие вещи, во многом опустошив мой гардероб и вообще забрав самое дорогое моему сердцу из того, что у меня было. Этот тип был постоянно одурманен наркотиками и, таким образом, адекватным отношением к жизни не отличался, так что ему простительно многое, но тем не менее он был нагл и бесцеремонен, безразлично относясь к моему горю, прекрасно для себя понимая всю слабость моего рассудка. Обстоятельства его подлых обманов стали для меня причиной тяжелой досады с тех пор, как я очнулся и стал приходить в себя. Но он был и честен со мной по-своему и даже спустя годы после своих выходок, освободившись из тюремного заключения, заверил меня в том, что отдаст мне все, что я ему искренне пожертвовал, и в первую очередь попросил прощения. Со своей открывшейся силой невероятного альтруизма и неоправданной любви к окружающим меня настоящим злодеям я хорошо поддерживал угасающую жизнь этого человека, Женя считал меня, скорей всего, своей очередной жертвой, глубоким дураком, я же просто принял учение Христа. Жертвуя ради попавшего в беду человека своим благополучием, я расставался с самым ценным, что имел, искренне надеясь, что моя жертва спасет Женю. Что вы думаете, ради того чтобы защитить товарища от угрожающей ему тюрьмы, я пожертвовал не только дорогими и очень ценными вещами, но даже своим обручальным кольцом, которое когда-то носил мой отец. Все эти жертвы были искренним душевным движением и являлись одним из множества моих истинно христианских поступков этого периода жизни. Кто пойдет на такую жертву без сожалений? Также, пока
