вой.
Но была в истории этой еще одна странность – из родни нашей никто не заболел: ни дети, ни скотина. И песьи мухи в избы к ним не залетали, и осы их не жалили.
Народ это, конечно, подметил и еще больше на фамилию нашу озлобился. Только и было слышно, как шипят: «Ничего им, гадам, не делается, еще больше жируют, а нам, хоть живьем в могилу лезь», – однако в глаза все это высказать или вред какой сородичам моим причинить почему-то боялись. Другое дело, что те сами день и ночь от страха тряслись, все ждали, вот-вот на них односельчане накинутся, и во всех бедах своих отца моего да дядю винили.
Районное начальство тоже озверело, поскольку колхоз считался показательным, а тут вдруг, ни с того ни с сего скотина мрет, младенцы мрут, весь урожай пропал, народ, того и гляди, взбунтуется. На лицо было явное кулацкое вредительство, причем сам председатель выглядел в этой связи очень подозрительно – не то активный пособник, не то злостный ротозей. Пора было крутые меры принимать.
Тогда понял председатель, что надо как-то изворачиваться, да с большим умом и хитростью, иначе ему крышка. Призвал он к себе моего отца с дядей и говорит им:
«Помогите мне и на этот раз, не то я вас, как отпетых кулаков и вредителей, советской власти сдам и все семейство ваше гадючье в Сибирь сошлют. А если подскажете мне, как отвертеться, то, черт с вами, уходите в город со всем своим добром».
Тут меньшой брат во всем блеске себя проявил. Он по природе своей был человеком хитроумным, недаром потом в адвокаты выбился. «Ты, – говорит, – одолжи в соседних колхозах скотину, да бумаги так представь, что несмотря на эпидемию, падеж у тебя невелик был. А из посевов градом только ячмень да лен побило, потому что ячмень выколосился, а лен осеменился. Пшеница да рожь, злаки поздние, они-то ведь уцелели, вот ты их и покажи. И еще упирай больше на всякие коллективные мероприятия, воскресник организуй, чтобы еще раз реку почистить, – тебе все это зачтется. А что младенцы мрут, так это не твоя вина, ты не доктор, пускай они почаще медперсонал из района на село шлют. Да и не очень-то их эти младенцы интересуют».
На том и порешили. Председатель еще покрутился маленько, повздыхал, но бумаги нужные для всего нашего семейства выправил и отъехали они в одну ночь все скопом в город.
Говорил отец, что председатель потом спохватился, опять передумал, хотел уже за ними погоню учинить, чтобы назад вернулись, да в это время комиссия из района нагрянула и ему не до того стало.
Вот какие дела на белом свете творились! Человек же, если всмотреться внимательно, он как сосуд – пока не наполнится до краев горем, терпит, а когда совсем захлестнет, с отчаяния на все горазд. И сейчас, куда не кинь, все не по правде идет, игнорируют русским мужиком как хотят!
– Что ж, перегибы всякого рода встречались, – сменив строгое выражение лица на кисло-печальное, сказал гражданин в соломенной шляпе, – с этим никто не спорит. А все почему? Окружение у тов. Сталина уж больно подлое было. Одни гниды.
Соратники
Маленков
Ни