ее в день первого снега. Я шла по их следам. Она умерла еще до того, как солнце достигло горизонта. Умерла, потому что прятала ребенка феи. Своего собственного ребенка. – Следы на снегу вели в деревню. К погребальному костру. – Сначала я почувствовала запах дыма, потом – услышала потрескивание огня. Беги, сердце мое! Беги так далеко, как только можешь!
И пока небо окрашивалось в кроваво-красный цвет, моя мать горела.
– Не проходит и дня, чтобы я не слышала ее криков. – И криков остальных. Я поджимаю губы. – Тринадцать сестер. Тринадцать тех, кто избежал людской охоты.
– Дети-феи, – слышу я его бормотание. Охотник на ведьм. Я смотрю на него. Против меня он ничто. Отведенный ему срок мал и незначителен.
– Мы – избранные. Мы способны пользоваться магией, владеть силой. Вот почему нас боялись тогда и боятся до сих пор.
– И правильно, – говорит он.
– Власть – это бремя. Она меняет нас. – Я осторожно провожу пальцем по линиям темной метки. – Мы были детьми. Напуганными, одинокими детьми. Судьба спасла нас, она свела нас и сблизила. Мы осознали, кем являемся, осознали свои возможности. Вместе мы были… сильными и неуязвимыми.
– Сколько лет?.. – Охотник обрывает себя. Он настороже. Он не верит всему, что я ему говорю, и это хорошо. Он не знает, что в тот же день я убила всех людей в той деревне. Не знает, но, возможно, подозревает.
Пепел. Все, что осталось – это маленькая девочка в красной накидке в деревне из одного пепла.
– Мне было четыре года, – отвечаю я на его незаданный вопрос. – Я ничего не знала о детях фей или магии. Я просто хотела быть с мамой.
Его пальцы нежно сжимают мои. Жалость – ее так легко вызвать. Этакая отдушина.
– Как долго я спала?
– Почему ты была в башне? – игнорирует он мой вопрос, возвращаясь к своему первоначальному.
– Потому что они устроили мне ловушку.
– Под «ними» ты имеешь в виду своих сестер?
Я киваю.
– И теперь ты жаждешь мести.
Я начинаю улыбаться, холодно и расчетливо.
– Да, – говорю я и вдруг понимаю, что за запах меня смущает. Аромат, затмевающий все остальные, пронизывающий и всеобъемлющий. Это страх, страх моих сестер. Моя улыбка становится шире. – Они знают, что я иду.
– Ты хочешь их убить?
– Каждую из них.
Он поднимает руку и нежно касается моей щеки. А потом говорит, и его слова – словно пощечина:
– Я был не прав. Ты ничем не отличаешься от них. Ты такая же скверная и развратная.
Мне вдруг становится трудно глотать. Его слова больно задевают меня. Я не хочу быть лучше, нет, не хочу. Я не хочу быть хорошей. Я хочу ему нравиться.
– Я так человечна, – растерянно говорю я. – Эти чувства… они не дают мне ясно мыслить.
– Человечна, – повторяет он, качая головой. – А ведьмы ничего не чувствуют?
– Феи, – поправляю я его. – Мы прекрасно умеем чувствовать, вот только слишком рано узнаем, что чувства мешают магии.
– Чем меньше ведьма чувствует…
– …тем сильнее