но что-то пошло не так. Впрочем, по мнению Сесилии, вряд ли это могло утешить родственников и друзей погибших. Горничной было всего лишь девятнадцать лет.
На ум сразу пришли другие случаи недавних взрывов в Лондоне. Ни одна из террористических группировок не взяла на себя ответственность за них. Наверное, взрыв был очень мощным, раз они с той красивой девушкой услышали его даже в Западном Хэмпстеде. По какой-то неясной причине, возможно потому, что они встретились именно в тот момент, девушка теперь ассоциировалась у Сесилии с погибшей горничной. Она подумала, что, если бы террористы видели своими глазами тех, кого собираются убить, – их молодость, красоту и надежды на будущее, – они бы никогда не совершали подобного.
Она сказала об этом Дафне, связавшись с ней сразу после окончания прогноза погоды.
– Не помогло бы, – возразила та. – Вспомни нацистов и газовые камеры.
Она, похоже, вообще не заинтересовалась взрывом. Питер снова вел себя как идиот. Он познакомил ее с парнем по имени Джей Россини, причем ситуация до ужаса напоминала ту, когда Артур много лет назад водил Дафну знакомиться со своей матерью – ее будущей свекровью. За несколько минут до звонка Сесилии Питер позвонил матери и спросил, понравился ли ей Джей.
– Я ответила ему, что рано или поздно вся эта дурь выветрится у него из головы.
– Уверена, ты совершенно права.
– Все изменится, когда он встретит подходящую девушку.
Фраза миссис Блич-Палмер вызвала в памяти ее подруги тот разговор с Тиной и ужасные слова дочери. Из глубин подсознания выплыла мысль о том, что если бы много лет назад она, Сесилия Дарн, да-да, именно она, встретила «подходящую девушку», которая все объяснила бы, поговорила бы с ней об этом… Ох, кажется, миссис Дарн слишком близко подошла к тому, на что намекала Тина!
После нескольких попыток начать концерт Бетховена Алиса в панике отложила смычок. Ей хотелось зашвырнуть его в угол, но она сдержалась. Что же она наделала? Как сразу не сообразила, насколько это безнадежно? За время беременности она все забыла.
Молодая женщина принялась расхаживать туда-сюда по комнате. А может, она всегда так играла? Ей не удавалось убедить себя, что в ее теперешнем исполнении было хоть что-то хорошее: все было плохо, действительно плохо. Она только впустую потратила деньги на покупку чистой кассеты. У нее никогда не хватит духу прослушать эту запись.
Алиса прижалась лбом к холодному оконному стеклу. По мере того как она обдумывала свои дальнейшие планы, паника отступала. Не имело смысла вспоминать об успехе на экзаменах, о восторгах ее преподавателя по скрипке, утверждавшего, что, по его мнению, она достаточна хороша для брюссельской или пражской консерватории. И что если Алиса хотя бы год проучится там, то будет готова поступить в любой знаменитый оркестр, а может быть, даже начать сольную карьеру. Сегодня бы он так не сказал: скорее всего, его охватил бы стыд за нее.
Ей совершенно необходим