заднее сидение, Соня устроилась впереди.
Анна включила зажигание и, коротко взглянув на племянницу, неожиданно спросила:
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать, – растерянно ответила Соня. – Шестнадцать в ноябре будет.
– Тебе не кажется, что твой макияж немного ярковат?
Машина тронулась с места, а Соня надула губы.
– Не кажется.
Женщина ответила ей невозмутимым взглядом поверх тёмных очков.
– Как знаешь. Мне просто интересно, кого именно ты собираешься привлечь к себе в это прекрасное утро таким боевым раскрасом?
Соня обиженно отвернулась и украдкой взглянула в зеркало. Пришлось признать, при дневном свете лицо действительно выглядит вызывающе.
– Есть салфетка?
– В бардачке.
Какое-то время девушка приводила себя в порядок, стирая лишнюю косметику с век. Женщина искоса наблюдала за этим, и в уголках рта её блуждала улыбка.
– Так намного лучше, – похвалила она. – Теперь я знаю, что ты не только красива, но и умна.
Соня долго разглядывала отражение в зеркальце, а потом спросила:
– Зачем вы позвали меня с собой? Вы ведь меня совсем не знаете.
Тётка улыбнулась.
– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. И даже больше, чем ты знаешь о себе сама. Скоро тебе предстоит многое понять. Но сначала нам надо забрать ещё кое-кого.
Весело подмигнув смущенной племяннице, Анна повернула руль, и когда автомобиль свернул во двор, добавила:
– Надеюсь, вы подружитесь.
***
Получив предложение провести неделю у дальних родственников матери, Саша Хорошилов одновременно обрадовался и удивился тому, что о нём вообще кто-то помнит.
В феврале Саше исполнилось шестнадцать, но он чувствовал себя бестелесной тенью. Мать его давно умерла, а отец-военный уделял сыну внимание только в виде утренних нотаций, от которых порой реально тошнило. Парень рос предоставленный самому себе и одновременно как под колпаком.
Школьные предметы давались Саше с трудом. Он прогуливал уроки просто, чтобы в очередной раз не чувствовать себя полным ничтожеством перед одноклассниками. Ему хватало этого по утрам, когда отец в очередной раз пытался научить его жизни.
«В твоём возрасте я мог отжаться двадцать раз, а ты растёшь, как квашня, – твердил за завтраком подполковник Хорошилов. – Ни ума – ни силы. Как жить-то будешь? Тебя же заклюют. Всё это от матери…»
И подобные отповеди повторялись каждый день.
Саша и не представлял, как ему жить, чувствуя себя глупым, слабым и никчёмным. Он одновременно любил отца, ведь тот был единственным родным человеком, и ненавидел. А ещё глубоко внутри верил, что отец прав.
Парень очень обрадовался, узнав, что двоюродная сестра матери, хочет познакомить его с роднёй. Это было возможностью вырваться на несколько дней из-под гнета отца и отдохнуть от ощущения собственной ничтожности.
В ночь перед отъездом Саша долго рассматривал старый снимок, с которого