доложил на заседании военно-научного общества Академии и указал, что никакого плана Сталина по разгрому Деникина в природе нет и не было. Скандал! Значит, нужно теперь было сдирать со стен эти красивые схемы-плакаты!
Это сообщение Голубева было сенсацией. О ней заговорили не только в Академии, но и среди гражданского населения Москвы. Первые несколько дней в Академии все было спокойно. Видимо, политическое руководство растерялось и вырабатывало план защиты фальсифицированной исторической науки.
И вот начался разгром. Комиссар Академии Фурт мобилизовал весь политический и партийный аппарат и начал «разъяснять». Начались непрерывные заседания партбюро, партгрупп. На этих заседаниях усиленно прорабатывали Голубева. Когда цикл «теоретического» разоблачения закончился, начались «оргвыводы». Голубев исчез.
Но «бдительная» площадь Дзержинского знала, что «сомнениями» был заражен не один Голубев. Началась генеральная чистка Академии. Были арестованы лучшие преподаватели и военно-научные кадры: Свечин, Верховский, Вакулич, Алафузо, Малевский, Жигур, Михайлов и многие другие. Обезглавлены были все кафедры. Все теоретические разработки «врагов народа» были уничтожены. Учебный процесс был парализован. Новый начальник Академии комбриг Шлемин, назначенный вместо арестованного комкора Кучинского, делал героические усилия для восстановления нормального учебного процесса. Лучшие по успеваемости слушатели первого выпуска были назначены преподавателями. Это полковники Маландин, Ярчевский, Сухомлин, Курасов, Баграмян, Скоробогаткин, Протас, Костин, Шимонаев, Рухле, Бейкин, Гастилович, Корнеев. Полковник Вейкин был назначен начальником нашей учебной группы.
Дольше всех продержался в Академии начальник кафедры оперативного искусства Иссерсон, но вскоре и его постигла такая же трагическая судьба.
Иссерсон был человеком свободного творческого ума. Нигде в его трудах я не находил ссылок на полководческую гениальность Сталина. Как известно, невежество не терпит соседства светлых умов. Началась кампания против Иссерсона, затем и он попал в сонм «врагов народа».
Я был тогда парторгом учебной группы. Старостой был полковник Миша Шарохин. Комиссар Академии генерал-полковник Фурт созвал парторгов на совещание, и секретарь партбюро Академии (фамилии не помню) поставил перед нами вопрос об Иссерсоне как о человеке, который преподавал оперативное искусство с «чужих позиций». Нам предлагалось «повысить бдительность».
Мы недоумевали, переглядывались между собой. Как в детской игре в «телефон», шептали друг другу:
– Как повысить? Бдительность в какой области?
Мы знали, что книга Иссерсона «Глубокая операция» пользуется всемирной известностью, что наша теория оперативного искусства самая передовая в мире и выше, чем в буржуазных странах. Мы знали биографию Иссерсона. «Родственников за границей у него не было, и теща не принадлежала к буржуазному классу». Мы не знали конкретно, в какой части