они. Белый галстук и аксельбанты трепетали вверх и вниз из-за частого испуганного дыхания. Гин был старостой и прекрасно знал, что простым вдавливанием в стенку, чего достаточно любому среднестатистическому японцу, гайдзина не проймешь. Скрепя сердце, пришлось проявить грубость, схватить несчастного за грудки и прижать к стенке, чтобы тот, наконец, понял, как вести себя в Японии.
– Нет мне прощения, но перестань, пожалуйста, выпендриваться, – попросил Гин Хасегава вежливо, но по-прежнему глядя гайдзину прямо в глаза и всем видом давая понять, что возражений не потерпит.
Однако гайдзин на то и был гайдзин, что сразу же яростно фыркнул, лихорадочно соображая, чего бы колкого сказать в ответ.
«Удивительно смелый и глупый человек!» – подумал Гин Хасегава. Сам он был немногим выше гайдзина, что для японца совсем нетипично, однако силой и мускулистостью превосходил его в пять, а то и в семь раз. К тому же, в национальной сборной по боксу состоял. Гина Хасегаву все боялись, даже гайдзин, это было видно по его глазам. Но только гайдзин осмеливался ему перечить, больше никто!
– Я ничего не сделал! – настойчиво сказал гайдзин и попытался убрать руку здоровяка старосты со своих многострадальных ребер.
– Я понимаю, что тебя еще не научили, как надо вести себя на уроках, но ты мог бы и сам догадаться, – возразил ему Гин Хасегава, спокойно и серьезно. – Иногда мне кажется, что ты совсем не хочешь стать здесь своим.
– Вот еще! – вспыхнул гайдзин и таки высвободился от стальной хватки старосты, шарахнувшись в сторону двери. Встал напротив него, разгоряченный, с длинными растрепанными волосами цвета вороного крыла, решительный, хоть сейчас готовый броситься в драку, но вместо этого неловко поправляющий воротник форменной рубашки худыми дрожащими пальцами. – Стадо овец! Один похож на другого! Думай, как все! Одевайся, как все! Поступай, как все! Кто захочет стать среди вас своим?
Гин Хасегава снисходительно и как-то тепло улыбнулся, опустив глаза и поправляя рукав точно такой же форменной рубашки, отличающейся разве что немыслимыми для среднестатистического японца размерами.
– Да, тяжело тебе будет в Японии с таким-то непокорным характером, – вздохнул он, наконец, поглядев на гайдзина уже с лаской и состраданием. – Но я рад, что ты подружился с Митсюзаки-куном. А вот Катайю-куна вы зря в свою компашку впутали. Из-за вас у него могут возникнуть проблемы.
Гайдзин со злость зашипел сквозь зубы, черные глаза так и стреляли ненавистью и обидой, словно стрелами:
– Не говори обо мне и Кицуне так, будто мы ненормальные! Если кто-то отличается от всех, это еще не значит, что он ненормальный! Но у вас в стране таких вещей, видимо, не понимают, и мне вас жаль!
Гин Хасегава снова с сочувствием улыбнулся.
– Ошибаешься, – ответил он, загадочно возведя глаза к потолку. – Я вовсе не считаю вас ненормальными. Я просто прошу по-человечески – молчи на уроках, пожалуйста, это для твоего же блага. А еще ты отчет о лабораторной работе не сдал. Сдай, пожалуйста, а то тебе занизят итоговую оценку.
Услышав это, гайдзин поджал губы и с недоверием уставился на старосту из-под насупленных бровей, не зная, что сказать.
– Пожалуйста, не говори никому, что я с тобой разговаривал, – попросил Гин Хасегава, склонившись в подобающем для гайдзина поклоне. – И вот еще, – добавил он, выпрямившись и искренне улыбаясь, – мой дядя – владелец небольшого отеля на горячих источниках в Никко. Я хочу навестить его в эти выходные. Не хотел бы ты с Митсюзаки-куном и Катайей-куном составить мне компанию? Я вас приглашаю.
Тут уж гайдзин совсем обалдел, стиснул безукоризненно ровные, красивые белые зубы и решительно не знал, что думать и что делать. “What a weird Japanese!” (*Какой странный японец! (англ.)) – только и пронеслось у него в голове.
Сото (*Чужой (яп.))
– Что?! – приглушенным шепотом воскликнул Акума Катайя, когда Сото им все рассказал. – Семпай приглашает нас на выходные в Никко?!
– Здорово! – ахнул Кицуне Митсюзаки, едва не задыхаясь от восторга. Его, должно быть, впервые куда-то пригласили.
Сото нахмурил брови, силясь понять, правильно ли до него дошли их слова. Нет, Семпай – это точно староста, только его, кажется, звали как-то по-другому… Или он ошибается… Единственной вещью, в которой он был абсолютно уверен, было то, что об японские имена сам черт ногу сломит! С другой стороны, слова «сугой» (*Круто (яп.)) и «сумимасен» (*Извините (яп.)) он выучил почти сразу, потому что японцы сыпали ими, как из пулемета.
– Ладно, я рад был провести с вами время, но теперь, пожалуй, вернусь на свое место, – вдруг объявил Акума Катайя, прижавший к груди собранные тетрадки и готовый уйти восвояси.
– Where are you going? (*Куда ты? (англ.)) – возмутился Сото, как всегда, в своей безалаберной европейской манере, и преградил Акуме путь. – Am I really so hopeless to leave me altogether? (*Я что, действительно, такой безнадежный, чтобы совсем меня кинуть? (англ.))
Кицуне Митсюзаки с любопытством навострил ухо: в отличие от Акумы Катайи, у него с английским было гораздо хуже, вступительный тест-то