множился, отдавал эхом в невысоких балках потолка. Потом, вдруг, она снова стала собой, оттолкнула подальше таз с курицей, растопырившей мёртвые крылья, и влила в склянку с кровью темно-коричневый, густой отвар, пахнущий грибами, лесом и плесенью.
– Давай, Андрюша, начнём помолясь. Это лекарство я буду тебе давать сама. Каждый час. По капле. Месяц. Если не поможет это – не поможет ничего. Открывай рот.
Андрей открыл рот – от уже так привык доверять этой странной девочке – женщине и лёгкая, солоноватая капля упала на его язык. Сначала Андрей ничего не почувствовал. Но через минуту кто-то огромный раздвинул ребра его груди, так, что невозможно стало дышать и дохнул туда огненным воздухом. Воздух свернулся в комок, упал куда-то ниже, а грудь заполнил лёд. И от него у Андрея все одеревенело, не в силах пошевелить даже мизинец он лежал на кровати, словно мертвая, деревянная, колода. И, когда увидел, что Луша снова подносит пипетку к его губам, даже не смог открыть рот…
Глава 7
Когда Андрей пришёл в себя, была явно глубокая ночь. Мерцающий свет далёких звёзд лишь угадывался через чёрное стекло, зато мохнатые, клочкастые тяжи какой-то дряни шевелили в воздухе темными щупальцами и тянули их к Андрею, прямо к горлу. Червяк внутри груди вырос многократно, давил мощными изгибами мускулистого тела, стараясь разорвать Андрея изнутри, размолотить его кости страшными ударами хвоста. Андрей задыхался. Его били судороги, скручивая измученное тело в клубок, глаза почти не видели – вернее перед его лицом возник пульсирующий, огненный тоннель. И там, в самом конце бешено пылающего коридора, он видел женщину с распущенными кудрявыми белоснежными волосами, в длинной, развевающейся золотой рубахе с острым клинком в руке. Она приближалась по тоннелю, вся в вихре оранжевых и красных искр и от этих искр у неё вспыхивали пряди волос, но не загорались, а сияли. А за спиной женщины била крыльями огромная, странная птица без головы, и из рваного обрубка ее шеи хлестала кровь.
Андрей где-то, отрывками сознания понимал – он бредит, но картина была настолько ясной и чёткой, что глубинный, исконный ужас ледяным панцирем сковал его сердце, и вот тут взялся за дело червяк. Тремя-четырьмя витками он обвил шею и грудь Андрея, сдавил так, что нечем стало вздохнуть, воздух стал обжигать, а потом кончился совсем. Андрей понял – он умирает. И в этот момент, последний и страшный, привычное равнодушие к смерти вдруг схлынуло, и бешеная жажда жизни заставила его напрячь в последнем усилии мышцы и все-таки глотнуть воздух. И вдруг червяк ослаб. Его как будто перерубили пополам, скользкая мерзость потекла из его обмякшего тела и залила все вокруг, бурля потоками вокруг лавки, на которой лежал Андрей, и вокруг стройных ног женщины с искрящимися волосами, испачкав её рубаху бурой грязью. Такой же, которая была на её клинке – остром и длинном, несущем жизнь и смерть.
– Андрюша, Андрюша, потерпи немного, это кризис. Опухоль твоя разрушена, но она ещё злая, будет душить тебя. Ты потерпи, я помогу. Давай – ещё капельку.
Сквозь фиолетово-серую