следствие. Приехав по зову матери, Егор пытался стать опорой насколько возможно, пребывая в не меньшей растерянности чем она и ожидал разъяснений.
Убранство квартиры неожиданно тоже увиделось в полном запустении. В нем даже воздуха не хватало, чтобы дышать полной грудью или так казалось от въедливого запаха отцовских сигарет, которыми пропиталась обивка мебели, обои на стенах и красных тонов ковер на них. Отец курил там где нравилось или как говорил – «от нервов». По иронии сюжета особый невроз его брал перед телевизором, во время наблюдения спортивных матчей, комментируя спортсменов. Потертая обивка мягкого уголка советского образца давно просилась заменить меблировку, но она так хорошо сочеталась с мебельной стенкой и посудой из хрусталя за стеклянными дверцами, что никто не хотел задумываться, о том, что прошла целая жизнь. Но, оглядывая квартиру, Егор понимал, изменения в родовом гнезде просто неизбежны: начавшая отклеиваться сверху одна из обоин провисала и угрожала свалиться на голову, накрыв листом в любой момент.
Мама до последнего надеялась, что история со старшим сыном это чудовищное недоразумение, все выяснится и как-то уладится. Строгость приговора оказалась неожиданностью, настолько что в зале суда ей стало плохо, силы держаться покинули ее и она свалилась в обморок. С того падения Егор, как единственный мужчина, оставшийся в этом не счастливом доме, поднял груз и положил на свои плечи. Ноша была для него слишком тяжела, чтобы нести, не говоря о том, чтобы с ней ходить. С перерывами на выходы из дома для поиска работы он расходовал свободное время на поправку обстановки эстетической и моральной. Настроение находилось на нуле, оптимизм медленно его покидал.
– Выйди, Егор, куда-нибудь в люди что ли, пройдись, прогуляйся по городу – видя угнетенное состояние своего младшего, отнекивалась от опеки мать, понимая, что учтивость сына совсем не идет ему на пользу. Егор замечал, что день за днем мама угасала, становилась совсем пассивной. Только тяжелое беззвучие царившее в доме все время заставляло их перемещаться по нему тенями друг мимо друга, подгоняя мыслью: «что-то надо делать дальше». Они мало разговаривали. И когда наконец-то удавалось присесть напротив, ракурс для Егора был особенно четким и обозримым: глаза матери сделались совсем пустыми, лишенными хоть маленькой эмоциональной окраски. Взгляд ее, казался уставшим от жизни, сильно резонировал с внешностью. Для пятидесяти двух летней женщины выглядела она моложаво. Небольшая полнота скрывала морщины на лице, круглое по форме, оно оформлялось вьющимися волосами короткой стрижки, длины которых значительно недоставало, чтобы прикрыть шею, крепкую, полноватую, как и все тело. Фигура, покатыми плечами выказывала в ней образ бесхарактерный, но характер у женщины скрывался где-то в сердце и не хотел зависеть от внешнего облика. Привычный домашний халат, казался неизменным на протяжении долгого времени, на самом деле являлся почти точной копией предыдущего, с небольшой разницей в тоне