что же, совсем-совсем ничего интересного? – не унимался Григорий Иванович.
– Ну почему же… Модест Платонович написал письмо племяннику, – улыбнулся папá.
– И в чём же тут интерес?
Модест Платонович Левкович, еще одна «звезда» папенькиного заведения. Подающий надежды молодой человек, уже пребывавший в чине Коллежского секретаря, однажды, придя поутру на службу, принялся уверять, что он есть ни кто иной, как Наполеон Бонапарт. Требовал отвезти его на родину, возмущался произошедшими за последнее время изменениям в мире, даже хотел попасть на приём к императору. Что удивительно, но по-французски Модест Платонович стал говорить с заметным итальянским акцентом4, чем приводил всех в большое изумление. Так как по словам родителей, каждый месяц навещающих сына, такого ранее замечено не было, а итальянского он вовсе не знал.
– Ну как же, пенял ему за Виктора Нуара5, и ругался, что тот позорит фамилию.
– Так я же говорил тебе, чтобы ты не разрешал своим пациентам читать газет, даже старых. Я и своим этого не советую в процессе выздоровления…
Личико маменьки начало кривиться невысказанными эмоциями, но она сдержалась. Ей не нравилось, когда младший из братьев поучал старшего. Мамá относилась к дяде тепло и можно даже сказать питала братскую привязанность. Её родной брат погиб в Крымскую6 войну и долгое время эта боль не затихала. Потому родительница всячески поддерживала связь между братьями. Понимание необратимости возможной потери немного примиряло её с характером деверя. Она всегда старалась сглаживать конфликты или недопонимания между ними.
– Как дела у племянников? – дядя попытался сменить тему.
– Всё хорошо, Мишенька обещался приехать на вакации, – с удовольствием включилась в беседу матушка.
Мой младший брат Михаил в данный момент учился в гимназии и не мечтал провести каникулы в поместье, вдалеке от друзей, но всё-таки уверял в письмах мамá, что непременно приедет. Старший Николай – студент в университете Петербурга, тем более не хотел ехать в эту глушь, но он хотя бы честно об этом заявлял.
– Пройдусь-ка я, перед чаем, – заметив знак дяди, я решила ретироваться, чтобы он мог наконец-то обсудить с родителями мой вопрос, для чего, собственно, и приехал.
Выскользнув во двор, поспешила к давно доживавшемуся меня верному другу.
Наше поместье немного обветшало и конечно не выглядело так, как ранее, до Крестьянской реформы7. Однако после объявления многие старые дворовые остались в роли слуг, они очень любили бабушку и не хотели никуда уходить. Но она уже умерла, а мы тут бываем редко, в основном летом, поэтому поддерживать большой штат прислуги просто не имело смысла. Из старых дворовых остался только Степан, всю свою жизнь проживший в имении и по старости выполняющий роль то ли сторожа, то ли смотрителя.
Конюшня уже разрушилась от времени, как и многие