договорились на послезавтра и умереть на послезавтра. А все ли в порядке с этим свиданием? Может быть, вообще все на свете как этот договор с чужим кучером? Как условленная встреча у кладбищенской ограды? Радость о том, что будет послезавтра, и страх перед тем, что будет послезавтра?
Послезавтра – это был как раз тот день, начиная с которого в их районе отказывали от квартир таким, как они, и об этом всех предупредили заранее. «Гонят, как собак», – сказала бабушка.
А завтра было кануном этого дня.
В этот последний день кроткая рассеянность детей перешла все границы. И бабушка обвинила Эллен в том, что книжный шкаф до сих пор не продан. Этот старый книжный шкаф, – его ценность составляли мечты тех, кто рос и умирал, а цена определялась притязаниями вымогателей. Кому это можно было объяснить?
– На переезд нам нужны деньги, – объяснила бабушка перед уходом. – Шкаф необходимо продать.
– На переезд, – повторила Эллен. – На какой переезд? – Оставшись одна, она беспокойно обошла на цыпочках все комнаты, словно предательница, которую предали.
Карета ждет у последнего кладбища. Шкаф необходимо продать. По какой цене продают то, что любят?
– Тебя – за деньги, – объяснила Эллен книжному шкафу, – а деньги – за то, чтобы доехать до границы. Ты должен меня понять, тебя – за то, чтобы добраться до границы!
Она попыталась обнять его обеими руками.
Первый покупатель ушел, потому что никак не мог постичь связи между мечтой и сделкой, второй ушел, потому что в углу старого шкафа обнаружил паука, и только с третьим Эллен удалось вступить в переговоры. Не такие уж плохие были переговоры, потому что начались они с молчания. После того как оба достаточно долго помолчали, чтобы хоть немного узнать друг друга, Эллен обрушила на голову сбитого с толка покупателя свои волшебно-блестящие аргументы. Она заговорила в защиту старого шкафа.
– Он скрипит! – сказала она, прижала палец к губам и тихонько повернула ветхую дверку. – А если мимо проходит поезд, у него начинают дребезжать стекла. Хотите дождаться, пока мимо пройдет поезд?
Покупатель сел в кресло, которое тут же перевернулось. Он встал с полу, но ничего не ответил.
– Он пахнет яблоками, – грозно и беспомощно прошептала Эллен. – В самом низу одна дощечка выпала, и там можно спрятаться!
Она тщетно пыталась облечь в слова несказанное. Она совершенно забыла сказать, что стекла в дверцах шлифованные, как велела передать бабушка, и что с обеих сторон у него инкрустация.
– Осенью он потрескивает, как будто у него есть сердце! – торжествующе сообщила она вместо этого.
– А что, у кого есть сердце, тот осенью потрескивает? – спросил покупатель. И они снова стали молча ждать поезда.
– Ветер дует! – сказала Эллен, словно это обстоятельство тоже должно было подтвердить ценность шкафа. – Сколько вы хотите заплатить?
– Я жду, – не двинувшись с места, сказал покупатель. – Жду поезда.
Прошел поезд. Стекла задребезжали.
– Он боится, – сказала Эллен и побледнела. – Шкаф вас боится.
– Я его беру, – сказал покупатель. – Назовите