напавшей на нужный след.
– Я давно не чувствовал себя так комфортно и, пожалуй, расслабленно. Даже рядом с матерью и вами, – признался Пепел.
Глеану присвистнул и мигом сменил позу, всем телом хищно-сосредоточенно подавшись в сторону брата, прохаживающегося по ковру.
– А тебя, часом, не приворожили любовным артефактом?
– Нет, – мотнул головой мужчина почти сердито, мягкие волосы взметнулись, встав ореолом, и снова опустились. – Это странное ощущение. Девушка почти не поддается просчету, и мне очень хорошо, когда она поблизости, но это не плотская страсть.
– Зачем же ты предложил ей постель? – удивленно склонил голову к плечу Искра.
– Большей частью, чтобы привязать посильнее, – пожал плечами почти удивленно – до него самого только что дошла истинная причина опрометчивого поступка – Пепел и замер у окна соляным столпом.
Присвистнул еще раз Лед и шепнул, разбирая одинокий узелок в золотом водопаде тонких волос:
– Странная девочка. Я уже хочу воочию увидеть ту, что смогла запутать нашего всезнающего и безупречного братца. Кажется, эту партию в огаэ он не выиграет в стандартные тринадцать ходов.
– Я вообще не думаю, что это огаэ. Я не знаю правил этой забавы, – огрызнулся Пепел.
– Ты боиш-шься? – прошелестел Лед, поблескивая синими глазами.
– Нет, я увлечен, и именно этот азарт меня начинает пугать, – констатировал альсор, скрестив на груди руки. – Впрочем, вечером увидите ее сами, и сравним впечатления.
– Сравним, – согласились остальные. Удивительное задание, данное Владычицей-матерью, становилось все более интригующим. А уж поведение Эльсора и вовсе выходило за привычные рамки.
Выходило-выходило да и вышло начисто. Как раз когда братья начали подшучивать, обсасывая подробности встречи с писательницей Соколовой, Пепел посерел лицом от боли и, упав на ковер, принялся биться в судорогах.
Все было невозможно, неслыханно и ужасно. Сначала мужчина просто корчился в муках, так выгибаясь всем телом, что трещали кости, а потом начало твориться и вовсе несусветное. За плечами Эльсора взметнулись серые извивы не то ветра, не то пламени, ногти стали темными с серым ободком в лунке лезвиями, глаза полыхали яростными серебряными углями (и сие не иносказание). Лезвия ногтей чертили в ковре полосы, а тяжелая штора на окне оказалась располосованной из-за неловкого взмаха руки Пепла. Глеану едва успел сорвать ее, чтобы не рухнул весь карниз. Зубы во рту альсора заострились, клыки удлинились. Метаморфозы происходили быстрее, чем оплывала в жаре раскаленного горна свеча. Боль была столь дикой, что даже терпеливый Эльсор сдавленно застонал, хватанул воздух и выдавил:
– Ника.
Братья, пытавшиеся сообразить, что творится с бедолагой – настигло ли его неведомое проклятие или дал знать о себе диковинный недуг, – тут же взъярились.
– Это она с тобой сделала? – потребовали