для дурня одного.
Для меня же и-го-го
Больше всяких ого-го.
Вот и встал я, как на пире
В старом добром божьем мире,
И, чтоб стало всем легко,
Крикнул миру: «И-го-го!»
Только мир не шевелится,
Словно мир этот – больница,
И лекарство и-го-го
Уж не лечит никого.
«Ох, сколько я сменил квартирок…»
Ох, сколько я сменил квартирок —
И все-то были не мои.
Ох, сколько я стерпел придирок —
Да ни одной, друзья мои!
Я воровал и сам украден
Бывал цыганками небес,
И я имел не меньше ссадин,
Чем душ имел я и телес.
Но говорить не научился
Я на родимом языке
И под любимую мочился,
Когда с ней спал на тюфяке.
Еще я матери полтинник
На день рожденья пожалел,
Зато, весёлый матершинник,
Я песню грустную ей спел.
И потому сегодня утром
Сломал я солнце пополам,
Но только моль одна и пудра
Посыпались к моим ногам.
Madame
В центре Парижа,
К Сене поближе,
В тени Notre-Dame
Я видел Madame.
Возраст – неясен,
Прищур – опасен,
В накидку шуба,
И скалит зубы.
Под шубой прелой —
Голое тело.
И ступни тоже
В своей лишь коже.
Зимой и летом
На месте этом
Стоит, как древо —
Ни вправо, ни влево.
Вокруг – туристы,
Бомжи, букинисты,
Жандармы тоже,
И прочие рожи.
Собаки, урки,
В тужурках турки,
Бабёнки в гриме —
Все мимо, мимо.
Она же – в мехе,
Пупок в прорехе —
Стоит все там же,
Не емши, не спамши.
Как это странно…
Но раз утром ранo
Некий японец
Ей кинул червонец.
Денек был светел.
Я сам свидетель:
Деньги упали,
Но их не взяли.
Вздрогнула шуба,
И этак негрубо,
Но – хоть охай, хоть ахай —
«Да пошел ты на хуй!» —
Донеслось до химер.
Я и сам, старый хер,
Это слыхал
И вам передал.
В галерее
Вот вошел я в галерею
И давай орать скорее:
«Хватит ждать вам тут Годо!
Подавайте мне бордо!»
Всполошилась галерея.
Гнать меня хотели в шею.
Но застрял я в их дверях,
Как Синдбад в семи морях.
Так в преддверьи галереи
И сижу я, свирепея,
А вокруг холсты висят
Словно декабристы – в ряд.
Неужели в галерее
Я в итоге околею?
Или мне поможет Бог,
Как Артюру он помог?
Скоморох
Я ношу громадные ботинки