спустя он стал еще идеальней.
Потому что через стену Меткафа вслед за первой зеленой бумажкой перепорхнула вторая. А за ней третья, четвертая… И вот их уже уйма, трепещущих, кружащихся, весело пляшущих с игривым ветерком в переулке.
Несколько мгновений Дойл стоял столбом: глаза выпучены от изумления, кадык ходит ходуном от восторга. А затем кинулся ловить деньги, хватать их справа и слева и запихивать в карманы, задыхаясь от страха при мысли, что упустит хоть одну или не успеет дать деру. Он знал, что у денег всегда есть хозяин и даже в этом квартале не найдется такого отъявленного транжиры, который бы не попытался вернуть уносимую ветром наличность.
Так что он собрал деньги с усердием Гекльберри Финна, набредшего на кусты ежевики, напоследок огляделся, не осталось ли чего, и кинулся к машине.
Через дюжину перекрестков, в квартале уже не столь роскошном, он загнал автомобиль на тротуар напротив пустого земельного участка. Боязливо озираясь, вытряхнул бумажки из карманов и уложил на пассажирское сиденье.
– Вот это куча! – восхищенно присвистнул Дойл. Он и не чаял, что денег окажется так много.
Он взял в руки стопку банкнот, намереваясь пересчитать, и увидел, что из нее торчит какая-то палочка. Хотел стряхнуть ее щелчком – нет, осталась на месте. Похоже, прилипла к банкноте. Дойл взял ее двумя пальцами, потянул. Она потянула за собой двадцатку из стопки. Черенок, как у яблока или вишни, самым прочным и естественным образом крепился к уголку двадцатидолларовой купюры!
Бросив остальные деньги на сиденье, Дойл держал черенок, а с черенка свисала купюра, как будто на нем и выросла. И, судя по цвету торца, этот черенок еще совсем недавно цеплялся за ветку.
«Денежное дерево!» – подумал Дойл.
Но ведь это невероятно! Не бывает денежных деревьев. Их просто-напросто не может быть!
«Белая горячка? – предположил Дойл. – Нет, вряд ли, у меня уже сколько часов капли во рту не было».
Но стоило закрыть глаза, и возникло оно, могучее денежное дерево: ствол в три обхвата, широко раскинутые ветви, на них – густая листва, и что ни лист, то двадцать долларов. На ветерке они играют денежную музыку, а ты лежишь под их сенью и в ус не дуешь, никаких у тебя бед и забот, только подбирай опавшие листья да в карман запихивай.
Он подергал за черенок, но тот крепко держался за купюру. Тогда Дойл сложил ее как можно аккуратнее и засунул в брючной кармашек для часов. После чего, не считая, затолкал в карман остальные деньги.
Через двадцать минут он вошел в бар Бенни. Хозяин протирал стойку красного дерева. В дальнем конце зала прихлебывал пиво одинокий посетитель.
– Давай бутылку и стакан, – потребовал Бенни.
– Покажи деньги, – буркнул Бенни.
Дойл вручил ему двадцатку – такую новую, свежую, что ее хруст в тихом баре показался чуть ли не грохотом. Бенни изучил дензнак самым тщательным образом.
– Тебе ее кто-то нарисовал? – спросил он.
– Не-а, –