же от былого великолепия осталось одно название.
Ибо раньше здесь был нормальный город, а теперь это город-призрак.
«Да и сам я без пяти минут привидение», – подумал Эмби.
Он отважно принял то, что не был готов принять еще вчера. Да какое там вчера, еще час назад он не признал бы, что последние тридцать лет (а то и больше) обретался в ненастоящем, невещественном мире. Цеплялся за старую жизнь, которую хотя бы умел жить, – а она становилась все более эфемерной, и, чтобы добавить ей осязаемости, Эмби изгнал мысли о просторах за пределами города на периферию сознания. Можно сказать, заключил их в интеллектуальную тюрьму.
И по вполне понятной причине, думал он, по вполне понятной и веской причине. Загородный мир никак не соотносился с мирком Эмби. Популяция кочевников – совершенно чуждых ему обитателей новой реальности – породила собственную неокультуру, пропитанную духом декаданса. Состряпала ее из двух ингредиентов: провинциальной ограниченности и древних народных сказок.
«Там ничего нет, – думал он, – ничего, что представляло бы интерес для такого человека, как я. Нет там для меня ничего ценного. Здесь же, в университете, я, как мог, поддерживал слабосильный огонек науки и былых традиций. Теперь же этот огонек угас и традиции навсегда затеряются во тьме. Не говоря уже о науке.
Стоп, не годится, – одернул себя Эмби. – Я же историк, а историку нельзя раскисать, ибо история – это истина и поиски истины; замалчивать, игнорировать, отворачиваться от непреклонных фактов, какими бы нелицеприятными они ни были, – разве это путь историка? Нет, никакой это не путь историка».
Так уж вышло, что сама история ставила его перед выбором из двух зол: спрятаться от реальности или выйти наружу и встать с ней лицом к лицу. Третьего не дано.
Кончиками пальцев Эмби поднял письмо, словно дохлую мышь, слишком долго пролежавшую на солнцепеке. Аккуратно опустил его в корзину для мусора, после чего решительно нахлобучил на голову старую фетровую шляпу. Твердо промаршировал к выходу из аудитории и ни разу не оглянулся.
2
Подходя к дому, он увидел, что на ступеньках крыльца примостилось пугало. Заметив Эмби, пугало собралось с силами, выпрямилось и сказало:
– Добрейшего вечерочка, док.
– Здравствуй, Джейк, – отозвался Эмби.
– Я тут на рыбалку собираюсь, – пояснил Джейк.
Эмби осторожно присел на ступеньки и помотал головой:
– Не сегодня. Я не в настроении. Университет закрывают.
– Это, наверное, для вас не сюрприз. – Джейк плюхнулся рядом и уставился на улицу пустынного города.
– Ну да, я этого ожидал, – согласился Эмби. – На занятиях больше никого не бывает, если не считать душнил. Все кочуны учатся в собственных университетах. Так называемых. Хотя, Джейк, если уж говорить начистоту, я в толк не возьму, чему они могут там научиться.
– Ну, у вас-то все схвачено, – взялся успокаивать его Джейк. – Столько лет проработали; небось и в кубышке что-то да скопилось. А у нас дело другое. Сколько себя помню, что поймали, то и едим. Как оно всегда было, так оно всегда и будет.
– Не