подумал про себя Гордеев, глядя на музыкальный дуэт.
Но оперного певца мало кто слушал из посетителей ресторана. Великий Чайковский, к счастью, не кабацкий композитор.
– Что будем пить и есть? Вино? – спросил Аглаю Борис, разглядывая меню.
– Не знаю. Я вообще-то вино не очень. Я более крепкие напитки предпочитаю. Можно водку, можно коньяк. Немного только.
– Хорошо, – согласился ее ухажер.
– А то, может, пойдем отсюда. Мама столько вкусностей привезла из дома, даже твое любимое вишневое варенье. Мне здесь как-то некомфортно. Я же дура деревенская, как ты говоришь, Дунька с Бахаревки. У нас в деревне начи-на-лся сено-кос, приехали студен-ты к нам в кол-хоз. И дорого здесь, наверное.
– Перестань, друг мой, не думай об этом. Любезный, – по-купечески небрежно подозвал Борис официанта. – Вот это, вот это, – вальяжно ткнул он пальцем в прейскурант, – и вот это. Пока всё. Так что давай, братец, пошустрее.
– Одну минуту, – расшаркался халдей.
В ожидании заказа Аглая и Борис рассматривали ресторанный зал. Публика была разношерстной, но бросалось в глаза, что почти все женщины были одеты в самое лучшее, будто пришли на концерт Стаса Михайлова.
И тут их внимание привлекли две сверкающие побрякушками, словно люстры в прикамском оперном театре, имени Чайковского, кстати, женщины за соседним столиком. К ним пытался подгрести один подвыпивший задрот, то ли на танец хотел позвать, хотя под классическую арию не шибко-то растанцуешься, то ли просто познакомиться. На что одна из «люстр» ответила коротко и ясно:
– Отвали, слышь? Не видишь, что здесь бизнес-леди базарят. Брызни отсюда.
Незадачливого незнакомца будто ветром сдуло.
– О времена, о нравы, – пушкинскими словами тихо отреагировал на эту сцену Борис. – С то-ско-ю я гляжу на на-ше по-ко-ленье…
– Ужас, – согласилась Аглая.
Им обоим было смешно.
– Ты посиди пока, я в туалет, – сказал Борис, вставая.
– Я с тобой.
– Ты с ума сошла? Я один справлюсь. Тебе нельзя поднимать тяжести, – сострил он.
– Мне кажется, что они все на меня смотрят. Я стесняюсь, – оглянулась по сторонам девушка.
– Они смотрят на тебя по другой причине: ты очень красивая.
– Да ну тебя, – улыбнулась Аглая.
Но между тем было видно, что ей очень приятно было это не только слышать, но и осознавать.
А оперный баритон запел новый романс на стихи Пушкина:
– Я вас лю-бил, лю-бовь еще, быть мо-жет, в душе моей уга-сла не сов-сем…
– Вот и у меня любовь к тебе никогда не угаснет, – Борис нежно посмотрел на Аглаю. – Во всяком случае, я хочу этого.
– Я тоже этого хочу.
У нее от этих слов на глазах появились слезы…
Официант в длинном переднике, расставив на их столе заказанные угощенья, тем временем разлил по глубоким бокалам дорогой коньяк.
Картина третья
Рыбаки ловили рыбу
Об