вышел с ними в прихожую, проследил, чтобы кто-нибудь по ошибке не прихватил мое пальто, выпустил их и вернулся в кабинет. Вульф сидел закрыв глаза и положив руки на стол ладонями вниз. Я прошел к своему столу, придвинул к себе столик на колесиках, на котором стояла моя пишущая машинка, заправил лист бумаги и уже совсем было приготовился заняться перепечаткой скудного досье на наших подозреваемых, но, услышав звук шагов, повернулся и увидел в дверях Фрица с подносом в руках. На подносе было пиво.
– Исключено, – сказал я твердо. – Унеси это назад, Фриц.
– Но ведь должна прийти женщина!.. – простонал Вульф.
– Все это просто предлог. Настоящая же причина заключается в том, что вы терпеть не можете срочной работы, особенно если шансов на успех не больше одного из тысячи. Понимаю, что до полуночи двадцатого апреля вам предстоит жуткая жизнь, но позволю себе напомнить, что не далее как девятнадцатого января сего года в три часа двадцать семь минут пополудни вы изволили сделать заявление, что, если вам когда-нибудь вздумается заказать пиво до обеда, я вправе отменить это, невзирая на ваши протесты, если таковые последуют. Нет, я вас нисколько не осуждаю, есть от чего потерять голову, ведь ясно, что в этой истории нам, скорее всего, предстоит остаться с носом. Но пиво здесь совершенно ни при чем, и пить вы его будете только после обеда. Так что не следует злоупотреблять терпением мистера Бреннера.
Я вышел из-за стола, взял из рук Фрица поднос и отнес его на кухню.
Глава четвертая
Скорее всего, у меня не хватило бы духу лишить Вульфа этой последней радости, знай я заранее, какое испытание уготовила ему судьба в лице основательницы и бессменного президента лиги «За естественную женщину», жительницы Лос-Анджелеса мисс Гертруды Фрейзи. Да и сам Вульф, если бы он с самого начала мог предвидеть такое, наверняка сразу отказался бы от этого дела и послал ко всем чертям фирму «ЛБА» вместе с ее конкурсантами.
Не берусь описать наряд мисс Фрейзи, – вероятнее всего, она просто стащила его из какого-нибудь музея. Что же касается внешности, то было трудно поверить, что таковая вообще возможна. Внутренние уголки ее глаз так и норовили встретиться над переносицей, там, где начинался длинный узкий нос, и временами это им почти удавалось. В верхней части лица можно было различить лишь небольшой кусочек лба, все остальное скрывали беспорядочные седые космы. Левая половина ее рта безудержно стремилась вверх, правая же с не меньшим упорством рвалась вниз, что создавало впечатление, будто подбородок у нее перекошен: впрочем, не исключено, что так оно и было на самом деле. Она была примерно моего роста и шагала широко и размашисто.
Высокая, прямая как палка, она утвердилась точно посредине между спинкой и краем красного кресла, водрузила себе на колени сумочку, свесила поверх нее руки и заговорила:
– Никак не пойму, какое вообще отношение смерть этого человека имеет к конкурсу. Ну хорошо, пусть убийство. Но ведь