рука обессилено покоилась на кровати, но, когда он показал мне левую, я ахнула от ужаса.
– Когда ты порезался? – я прижала оставленные Катариной полотенца и белая ткань тут же окрасилась алым. Сонливость как рукой сняло, я зажала множество порезов на ладони, боясь услышать ответ.
Адриано отдернулся, – Не делай вид, что тебе не все равно, – его лицо исказилось от отвращения, – Оставь меня в покое.
Спокойно, он подросток. Его работа – бесить меня.
Сделав глубокий вдох, я ответила: – Я не для того переливала тебе свою кровь, чтобы ты так бездумно ее потратил.
На этот раз он промолчал, когда я осматривала руку. Порезы были рваными и глубокими, будто он намеренно пытался причинить себе боль. Я нахмурилась. У него и без того много шрамов, теперь еще и это.
– Подлатай меня, а потом можешь дальше строить глазки моему брату.
– В чем твоя проблема? – выдавила я.
Он усмехнулся и закатил глаза, – Алехандро Корсини хочет залезть к тебе в трусики, так что проблемы тут только у тебя…
Я вскочила на ноги и бросила грязное полотенце ему в лицо, – Все мои проблемы начались с того, что я спасла тебя. Мне угрожают расправой, я могу лишиться работы своей мечты, и даже домой поехать не могу, потому что твой брат помешан на контроле. Но я уж точно не заслужила твоих оскорблений в оплату за спасенную жизнь, – на глазах появились непрошенные слезы. Я развернулась на пятках, бросив напоследок: – Уверена, ваш доктор с радостью вылечит все твои раны…
– Моя рука, – прошептал Адриано. Я замерла в дверном проеме и смахнула слезы, – Я ее почти не чувствую.
Под всей его бравадой и злостью скрывался подросток. Он все еще был испуганным мальчишкой, которому довелось побывать на волоске от смерти. И теперь ему приходится мириться с тем, что осталось от его прошлой жизни.
– У тебя было серьезное ранение, – выдавила я, – Кость не пострадала, но скорее всего были повреждены нервы. Из-за большой кровопотери ты мог лишиться руки, я сделала все, чтобы этого не случилось.
– Меня много раз зашивали, но… такого никогда не случалось, – Адриано не скрывала своего ужаса, – Это можно исправить.
В медицинской школе нас учили, что мы должны говорить пациентам правду, какой бы горькой она не была. Но меня также учили милосердию и состраданию. Я прикусила губу, пока не почувствовала привкус свинца во рту. Очередное наказание за мое преступление – я должна была повернуться к мальчику и сказать в лицо: – Длительная физиотерапия и лекарства помогут, но есть шанс, что ты не сможешь восстановить контроль над рукой в полной мере. Мне жаль.
Нам жаль. Мы соболезнуем вашей потери. Набор шаблонных фраз, которые мы повторяли, когда больше ничего нельзя было сделать. Эту часть своей работы я ненавидела больше всего – беспомощность.
– Прости, – прошептал Адриано, склоняя голову, – Все твои усилия были напрасны.
– Почему ты так говоришь? – я прислонилась к дверной раме, не чувствуя ног, – Ты ведь жив.
Он усмехнулся, –