двадцать, из них половина ваши. Плюс девяносто два цента.
Я сказал, что это звучит заманчиво и что я дам ему ответ завтра. Я знал, что, получив деньги, Роджер тут же исчезнет, а этого я не хотел.
Утром на балконе я пригласил Лоис сегодня вечером вместе пообедать и потанцевать. Я тогда предложил «Фламинго», но, судя по тому, что произошло днем у «Рустермана», туда идти не следовало. Я спросил у Лоис, не будет ли она возражать, если мы двинем в «Колонн», где подвизается хороший оркестр (и где меня никто не знает, по крайней мере по фамилии). Девушка на секунду задумалась, но потом сказала, что это очень даже забавно, потому что она там никогда не была.
Джарелл предупредил меня, что Лоис разборчива в партнерах, и, надо сказать, она имела на это полное право. Она чувствовала ритм всем телом и во всем была послушна партнеру. Для того чтобы не ударить перед ней лицом в грязь, я полностью отключился и думал лишь о своих руках и ногах, так что, когда наступила полночь, а вместе с ней подошло время выпить шампанского, я ни на шаг не продвинулся в том, что задумал. Подняв бокал с шампанским, Лоис провозгласила:
– За жизнь и смерть! – И залпом его осушила. Поставив бокал на столик, добавила: – Если бы смерть спала.
– Присоединяюсь к вашему тосту, – сказал я, ставя свой пустой бокал рядом с ее. – Если только правильно вас понял. Что означает сия фраза?
– Толком не знаю, хотя сочинила ее сама. Это из моего стихотворения. Вот последние пять строчек:
Иль грызун бы высоко скакал,
Свободный и быстрый, с ветки на ветку,
Иль девчонка бы горьких рыданий обрушила шквал,
Проклиная безносую нашу соседку,
О, если бы смерть спала!
– Мне нравится, как это звучит, – сказал я. – Но, кажется, я не улавливаю смысла.
– Я его тоже не улавливаю, вот почему и решила, что это настоящая поэзия. Сьюзен говорит, будто ей здесь все понятно. Может, правда, она притворяется. На ее взгляд, здесь только одно неверно: вместо «горькие рыдания», говорит она, должны быть «сладкие рыдания». Мне не нравится. А вам?
– «Горькие» лучше. Сьюзен любит стихи?
– Не знаю. Ее я понимаю так же мало, как и это стихотворение. Я думаю, Сьюзен больше всего любит саму себя. Правда, она моя золовка, ее спальня больше моей, к тому же я обожаю своего брата, когда мы с ним не в ссоре, так что я, возможно, просто к ней придираюсь. Одним словом, я должна все проанализировать.
– Стоило бы, – кивнул я. – Вчера вечером вокруг Сьюзен собрались все мужчины, кроме вашего отца. Наверное, он ее просто не заметил.
– Кто-кто, а он-то заметил. Вы знаете, кто такой сатир?
– Более или менее представляю.
– Загляните в словарь. Я уже это сделала. Я не могу сказать, что мой отец сатир, потому что у него уйма времени уходит на процесс дальнейшего обогащения. По-моему, он просто обычный кот. Что это там заиграли? Мокаджубу?
Она была права. Я встал, обошел вокруг стола и отодвинул ее стул.
Нужно отдать должное среде,