так и на ваше время.
– Нет, нет, приятель, вы не поняли, – нетерпеливо перебил меня Холмс. – Мое время и великодушие тут совершенно ни при чем. Я говорю о деле как таковом. Вспомните одно расследование, которое мы предприняли несколько лет назад. Я говорил тогда о цыпленке, заблудившемся в мире лисиц. Помните?
– Да что вы, Холмс, в самом деле! – запротестовал я. Но он настаивал:
– Помните человека, которого я называл чрезвычайно хитрым и опасным?
Я смолк, усиленно роясь в памяти, чтобы найти кого-нибудь, подходящего под это описание, а Холмс добавил:
– Ну же, Уотсон! Ваша память год от года все ухудшается. Вы должны упражнять ее, как упражняют тело. Представьте себе, что мозг – это комод с выдвижными ящиками, в которых вы храните необходимую информацию. Когда вам требуются какие-либо сведения, вы просто открываете нужный ящик и – алле оп! – вот они, факты. – Он на мгновение остановился, а затем продолжал: – По выражению вашего лица я вижу, что ваши ящики не просто закрыты, но и надежно заперты на замок. Тогда позвольте мне дать вам небольшую подсказку. Прозвище Питерс Праведник[11] освежит ваши воспоминания?
– Ну конечно, Холмс! – Меня внезапно озарило. – Дело леди Фрэнсис Карфэкс, которую тот ужасный проповедник и его жена пытались убить, чтобы похитить ее драгоценности. Но как, ради всего святого, его звали?
Холмс усмехнулся:
– Не буду больше вас мучить, дружище, иначе мы потратим на это все утро. Я просто напомню, что в те времена его звали преподобный доктор Шлезингер. Он выдавал себя за миссионера из Южной Америки, хотя на самом деле родился в Австралии и был одним из самых бессовестных негодяев, каких эта страна когда-либо производила на свет. Его так называемая жена, хотя я сомневаюсь, что их отношения зарегистрированы официально, англичанка. Ее настоящее имя – Энни Фрейзер. Они промышляли охотой на одиноких старых дев или вдов, выманивая у них деньги, драгоценности, акции – все, что можно было немедленно обратить в наличные. Обобрав свою жертву до нитки, они безо всяких угрызений совести отделывались от нее: либо бросали в каком-нибудь захолустном иностранном пансионе, либо попросту расправлялись с ней – так, как намеревались поступить с леди Фрэнсис Карфэкс. Кажется, именно тогда я назвал этих бедных женщин цыплятами, заблудившимися в мире лисиц. Думаю, это определение касается не только их, ибо интуиция подсказывает мне, что в Брайтоне объявился не кто иной, как преподобный доктор Шлезингер со своей супругой.
– Тогда мы должны немедленно действовать, Холмс! – заявил я, с ужасом вспоминая об участи, чуть было не постигшей леди Фрэнсис Карфэкс[12]. Не вмешайся Холмс в самый последний момент, она была бы похоронена заживо.
– Я того же мнения, – согласился Холмс, вставая из-за стола и беря свое пальто и трость. – Телеграфирую прямо сейчас.
– Инспектору Лестрейду?
– Пока что не ему, Уотсон. Сначала мы должны