почти чёрное, с высоким воротником-стойкой, длинными рукавами и подолом в пол. Хорошо ещё, под чадрой не пытается меня спрятать. А вот туфли, – вернее, босоножки, – легкомысленные ремешочки. На высоком каблуке.
«Чтобы не убежала», – почему-то думаю я.
Осторожно касаюсь платья. Ткань нежная. Несмотря на крайне целомудренный крой, платье выглядит дорого: все швы ровные, никаких ниточек или складочек в неположенных местах.
А ещё оно пахнет ароматическими маслами, какой-то необычной свежей композицией.
Урчание в животе прерывает поток размышлений. Сбрасываю полотенце… Оглядываюсь: нижнего белья нигде нет. Приподнимаю платье: пусто.
Вздохнув, надеваю «монашескую рясу». Я почти не преувеличиваю: для монашеского облика не хватает только апостольника на голове. Не удивлюсь, если платье привезли из монастыря. Но откуда у оборотня подобные связи?
«Уф, хватит преувеличивать: платье как платье!» – высвобождая волосы из-под воротника, одёргиваю себя, а то уже мысли лезут, что собачьим шампунем Ариана монашки надраивают. Подтянув язычок молнии от копчика до лопаток, закидываю руку через плечо и одним движением застёгиваю молнию до самого основания черепа.
Упакована. Трусов только не хватает.
Желудок скручивается с жалобным стоном.
Затягивая ремешки босоножек, осознаю странный факт: они мне точно по размеру. Как и платье. У Ариана глаз-алмаз или он меня ночью обмерил?
Лучше пусть у него будет идеальный глазомер.
Под завывания желудка и потрескивания статического электричества приглаживаю волосы расчёской с частыми зубчиками. Ужасная процедура заставляет с тоской вспоминать мой туалетный столик, расчёску с антистатическим эффектом и прочие милые сердцу удобные мелочи.
И трусы. Без нижнего белья непривычно, странно, неловко. Поэтому, увидев в кухне намазывающего бутерброды Ариана, я пожираю взглядом размазанное по хлебу масло, сглатываю слюну и уточняю:
– А где трусы?
Ой, хотела завуалировано спросить. А как ароматно пахнет хлебом! И даже маслом. Ариан смотрит странно. Задумчиво. Опускает взгляд на мои бёдра, и ноздри подрагивают. Снова заглядывает в глаза:
– Не подумал. У меня только мужские.
Представляю себя в семейниках, как в юбочке. Хмыкаю.
– У них очень нежная ткань, – сообщает Ариан. – Мне их из Италии прислали.
Взгляд прилипает к бутербродам. Рот полон слюны, и получается невнятно:
– От того, что они из Италии, они становятся менее мужскими? – отвожу глаз от хлебно-масляного соблазна.
– Нет, конечно, – улыбается Ариан, в его глазах появляются тёплые искорки. Он откусывает бутерброд и кивает на стол.
Я так голодна, что откладываю все претензии и вопросы до счастливого мига насыщения.
***
Три освежителя воздуха качаются на зеркале заднего вида. Туда-сюда, туда-сюда. Яркие и пахучие. Подвешенные ради поездки со мной.
Я в лёгком недоумении: то ли оскорбляться тем, что меня