из Ливорно, а не парижанин, как ты.
– Я чилиец и немного итальянец.
– Знаете, какая характерная черта Амедео? – Фабио Мауронер вступает в разговор. – Он все видит в лучшем свете. Это прекрасно. Я бы тоже хотел таким быть. Представьте: если бы мы все писали усовершенствованную реальность – мы бы сделали мир лучше.
Мануэль хлопает меня по плечу.
– Амедео, ты ему заплатил?
Все смеются, они уже навеселе. Единственный, кто не смеется, – это Оскар. Он крутит в руках тосканскую сигару, сидит в задумчивости, затем поднимается и выходит покурить.
Несмотря на солнце и ясный день, воздух на площади Святого Марка наполнен свежестью. Оскар прислонился к краю портика и смотрит на собор тоскливым и печальным взглядом.
– В чем дело?
Он оборачивается и улыбается мне.
– Я знал, что ты придешь. Ты такой, Амедео. От тебя ничего не ускользает, ты пребываешь в постоянном состоянии тревоги и все время начеку.
– Похоже на критику.
– Видишь? Стоит только что-то сказать, как ты начинаешь защищаться.
– Я замечаю, когда что-то не так. Что случилось?
– Ничего не случилось. Не беспокойся. Проблема только во мне. Я не могу здесь находиться, в этом месте. Посмотри вокруг.
– Ты имеешь в виду всю эту красоту?
– Именно, всю эту красоту.
– Мы этого не заслуживаем. Ты об этом думаешь?
– Я – не заслуживаю.
– Когда я впервые был во Флоренции, я тоже так думал.
– Амедео, ты отличаешься от меня.
– Я не вижу большой разницы между нами.
– Ты мне писал из путешествия, что мы, художники, предопределены для иной жизни, что мы в состоянии высвобождать более значительную энергию по сравнению с остальными людьми.
– Разве не так?
– Нет. Я недостаточно желаю того, о чем ты говоришь. Ты говоришь, что если мы не будем в состоянии сломать все устаревшее, то останемся просто буржуа. А я никогда не был буржуа – но не понимаю, что плохого в том, чтобы им стать.
– Я говорил об этом исключительно в художественном смысле.
– Дедо, что означает «художественный»? Этот термин все понимают по-разному. Для кого-то «художественный» – повесить хорошую картину в гостиной. Для других – быть представленным в музее или основать новое течение. Но правда в том, что никто не замечает ценность какого-то человека, если им об этом не скажут.
– В каком смысле?
– Ты слышал, что они говорят об этом Пикассо? Я даже не знаю, кто он такой, я не видел его работ. В Париже решили, что он гений, – а здесь, в Венеции, ему дают пинка под зад. Тебя это не заставляет задуматься? Чтобы быть успешным, есть три способа: или ты этого заслуживаешь, или тебе повезло, или тебя продвигают. Меня никто не продвигает, а если бы я был везучим, я бы уже это знал. Что думаешь?
Оскар смеется и делает затяжку. У него очень четкие мысли.
– Ты можешь быть даже лучшим, но если кто-то расскажет всем, что это не так, – ты останешься непризнанным. Мои картины недостаточно оригинальны, чтобы соперничать с разными Пикассо.
– Это сейчас…
– Ты говоришь «я не заслуживаю»,