знали исключительно под именем Идола: у этого на редкость невзрачного существа был особенный дар появляться будто из ниоткуда, словно фантом. Выходило так, что настоящее имя девушки знали лишь Селия, которая никогда не именовала её иначе как этим, ею же придуманным именем, да экономка, которая её и наняла.
– Госпожа просила передать, что неголодна, сэр, – известила Идола тихим, ещё неокрепшим голоском, – и изъявила желание лечь пораньше.
Убитый этим сообщением Роган жестом велел подавать ужин, который прошёл в незнакомом этим стенам гробовом молчании. После же, когда все начали расходиться по своим комнатам, Люмьер поймал Рогана за плечо.
– Выкурим по сигаре перед сном, друг мой.
Роган согласился не сразу, долго вглядываясь в его лицо, словно подозревая в его предложении какой-то подвох. И всё же он, пусть и неохотно, прошёл за ним в курительную.
– Я не позволю вам чувствовать себя некомфортно в собственном доме, – сказал Люмьер, протягивая ему обрезанную сигару. – И обстоятельства складываются так, что причиной вашего неудобства являюсь я.
– С чего вы это…
– Не делайте из меня слепого, мой дорогой Кроуфорд, – голос князя звякнул металлом. – Я сразу понял, что в вашей с миз Кроуфорд размолвке – в чём бы она не заключалась – вы вините именно меня. Так что же, вам ничто не мешает избавиться от лишнего звена. Одно ваше слово, и завтра меня здесь не будет.
Обомлевший от этого заявления Роган чуть было не выронил зажжённую спичку на ковёр.
– Что же вы медлите? – Люмьер выдохнул дым. – Если по каким-либо причинам вы боитесь меня обидеть, то бросьте это дело. Ничто в этом мире не способно задеть меня сильнее, чем затаённая злость. Она ведь затем и создана, чтобы изливать её на других, а не прятать в себе – так она принесёт лишь боль и болезни. Если же вы захотите напомнить мне о наших с миз Кроуфорд обязательствах, с этим проблем тоже не возникнет: я осветил для неё тропинку, и её задача лишь идти по ней не сворачивая.
– Хорошо, – выговорил наконец Роган.
– Хорошо? – Люмьер оживился. – Значит, вы действительно изгоняете меня из своего дома как самого злостного духа из существующих?
Но Роган виновато улыбнулся и мягко положил руку ему на плечо.
– Я и не подозревал, что в вас так сильно чувство самобичевания, – сказал он и покаянно склонил голову. – Если бы я только знал об этом – ни за что не стал бы подозревать вас в чём-либо. А ведь вы правы! Хоть и косвенно, но мы действительно поспорили из-за вас. Но ведь не ваша вина в том, что вы родились таким прекрасным созданием, что даже ваш портрет притягивает к себе всех как мух – мёд.
– Я надеюсь, что вы никому больше его не показывали, – убитым голосом произнёс Люмьер. – Только вам и мне как творцу и его модели дано видеть истину на этом портрете. Другие могут увидеть на нём искажённую реальность.
– О чём это вы, д’Экзиле? Что ещё помимо написанного мной можно там увидеть?
Вместо ответа Люмьер накрыл его руку, всё ещё лежащую на его плече, своей.
– Это