рост. Но мне и не нужно котироваться на брачном рынке. Зато в статусе достойной жены, хозяйки дома и наставницы мне верят больше, чем Ксане, я внешне в этот образ лучше вписываюсь. Моралфагов заболтала сегодня, и пяти минут не прошло. Хотя, и дураку понятно, что Репьева только могила исправит. И для предстоящей заварушки прекрасно. Что может быть естественнее для такой, как я, чем приютить попавшего в беду мальчишку? Никто не осудит и ничего не заподозрит. Надо, кстати, выводить его гулять, а то сидит взаперти, иммунитет не тренирует. Главное, пережить завтрашний день – и домой…»
Но третий день доконал Илону неприятными событиями уже в обед. Работа в Доме призрения была похожа на игру в карты на оружейном складе, каждый час думаешь, рванет ли, и если да, то где именно? И ведь можно было перестраховаться, продумав запасные варианты сорвавшихся событий или четкие алгоритмы действий при конфликтных ситуациях. Но в этот раз то ли голова была не на месте, то ли неистребимое желание верить в лучшее победило здравый смысл.
Каждые выходные Илона занималась любимым и очень важным делом: прогулкой с людьми, которые из-за возраста и сопутствующих проблем со здоровьем больше не могли вставать с кроватей. Жизнь превратилась для них в череду однообразных и унылых дней – завтрак, прием лекарств, телевизор с «просветляющими» программами, обед, водные процедуры, телевизор, ужин, снова телевизор, отбой. Даже помощники жреца районного храма захаживали к ним редко, а если и заходили – вели беседы про то, что нужно думать о бессмертной душе, которая скоро обязательно переродится на земле в лучшем виде, а пока стоит готовиться: медитировать, отказываться от излишеств и очищать свою карму хорошими и благими мыслями. Потому что такая жизнь дана, безусловно, как повод для искупления грехов, или же как наказание, каждый должен понять сам.
А после их приходов Илона бегала от одной кровати к другой, раздавала успокаивающий чай и слушала, как плачут навзрыд расстроенные старики.
– Я же всю жизнь честно работала, никого не обманула, не обидела. Детей подняла, достойными людьми вырастила, разве моя вина, что ушли они до срока? А я от трудов тяжелых да горя слегла раньше времени и даже до туалета дойти не могу? За что же меня наказывать? – говорила растерянно Нина Константиновна из 101-й комнаты, утирая слезы.
– А меня за что? Я всю жизнь недоедала, после войны денег не хватало даже на необходимое, профессию хорошую не удалось получить, работать сразу пошла. Так что мне теперь, и на старости лет булочки с шоколадом не есть, потому что они дурно на организм влияют? Лучше от голоду пухнуть, чем от сладкого, так, что ли? – вторила ей с соседней кровати кругленькая баба Зоя, доставая спрятанный под подушку кулек с заварными пончиками, единственную свою отраду в четырех стенах.
В такие минуты Илона остро жалела, что она не ведьма из страшной сказки. Была бы ведьмой – прокляла бы и жреца, и помощников за длинные языки, пусть бы думали, откуда прилетела дурная карма, и сами бы отрабатывали.