важнее, чем для вас, это наша стихия. А лежание в кровати в четырех стенах убивает медленнее, но вернее, чем удар клинком. Клинок может хотя бы промазать. А тут без вариантов…
– Ну, вот и учись по-настоящему, вернешься домой – действительно возглавишь гулятельное движение, – засмеялась Илона. – Что толку кручиниться, если можно многое исправить? У нас-то руки и ноги на месте, и мы можем им помочь. Кстати, надо бы их поглубже в тень передвинуть. А то и вправду жарковато…
Пока Илона с детьми перекатывала коляски ближе к березам, вернулся Мишка с пакетом сладостей и горстью таких же мятых купюр на сдачу. Дети живо раздали шоколадки старикам, не забыв и тех, кто сидел на лавочке.
– Хороший мальчик какой, культурный, не то что другие, – умилилась вездесущая Кузьминична, принимая плитку шоколада. – Как звать-то тебя, касатик?
– Индра, бабушка, – вежливо представился сокол.
– Чегоооо? – бабка тут же перестала улыбаться и взглянула на него с подозрением. – Не нашенский, что ли?
Однако шоколадку запихала в карман поглубже, даже не подумав поделиться с остальными. Но другим сплетницам было не до сладкого – на десерт подвезли нечто более интересное.
– Не нашенский, конечно. У кого ты такие глазищи огромные да зеленые видела? Ишь, как зыркают, – добавила не менее склочная баба Мила.
– Наградила же Вселенная имечком, и не выговоришь! Небось, из-за этого, из-за бухра приехал? – прошамкала третья старая перечница, Николаевна. – Все у них не по-людски, слыхивала, и хлеб они «бредом» обзывают! Вот уж наградили бедного дитенка именем, стыдно перед соседями даже сказать!
Сокол от неожиданности растерялся, а затем смутился и не нашел слов, чтобы ответить. Возмутившаяся чужой беспардонностью Илона только собралась вмешаться, как сзади громко стукнула о землю палка с железным набалдашником.
– А ну цыц, раскаркались, вороны старые! – рявкнул густой бас. – Нет, чтобы «спасибо» сказать за угощение, сидят, языки свои поганые чешут!
К скамейке подошел пожилой мужчина, которого назвать дряхлым ни у кого не повернулся бы язык. Высокий, до сих пор стройный, он хоть и шел с трудом, зато держал спину прямо, как будто сзади к лопаткам привязали деревянный шест. Одет в поношенный и давно вышедший из моды, но чистый и тщательно отглаженный костюм. Облик довершали совершенно седая и очень густая шевелюра, изъеденное глубокими морщинами лицо, и при этом живые и не по-стариковски яркие голубые глаза.
– Нашенский пацан, я вам говорю, поняли? – грозно наклонился он над ошарашенными сплетницами. – И имя нашенское, у меня племянника также зовут, хотите – верьте, хотите – нет. Книжки больше читать надо и кругозор расширять, а то так дурами и помрете. Тьфу на вас!
Кузьминична открыла рот, набирая дыхание перед тем, как закатить самый грандиозный скандал в своей жизни. Даже начала вставать со скамейки, но вдруг поняла, что вокруг стало подозрительно тихо.
Замолчали деды за игровым столиком, развернувшись