плечами, – я настроил это таким образом, что это происходит само по себе, и, что для вас более важно, так это то, что частички моей души постоянно делятся, подпитываясь аурой владельцев, и могут оседать на душах тех, с кем контактировали их владельцы.
Глаза её расширились.
– Весь город может быть инфицирован! Вся страна!
– Именно! Это и есть моя страховка на тот случай, если от меня захотят избавиться. Можете позвать своих ремесленников, или, как вы их тут называете, душеприказчиков, чтобы в этом убедиться.
Она мне не поверила, отправилась на выход и отсутствовала час. По возвращении и следа от былой приветливости в ней не осталось.
– Да мы сгноим тебя в таком месте, что ты руки мне целовать будешь за то, чтобы тебя вернули в такие тепличные условия! – красивое лицо исказилось от гримасы, и она накинулась на меня. – Ты будешь жить всё это время и молить о смерти, которую тебе никто не предоставит!
– Тогда вам нужно поспешить, – я спокойно развёл руками, – время идёт, и с каждой минутой количество инфицированных моей душой становится всё больше. Если же вы не собираетесь осуществить свои угрозы, то, боюсь, через год-другой все люди на этой планете могут умереть при моей смерти.
Женщина взбесилась ещё больше и бросилась вон, оставив меня одного. Я лишь улыбнулся. Мой последний, самый грандиозный проект, которым я занимался в заточении в замке тайной полиции, чтобы подстраховать себя при сдаче в плен, работал. Я, находясь в камере, чувствовал и ощущал каждую частичку души, находившуюся вне меня, и их с каждой секундой становилось всё больше и больше, что не могло не радовать.
***
Три дня ничего не происходило, ко мне никто не приходил, лишь стражники, которые стали чересчур предупредительными и вежливыми, подавали мне по одинаковому расписанию еду и выносили ведро с испражнениями.
Ещё через пару дней я услышал шум за стенами Бастилии, да такой, что не услышать его было невозможно. Приставив стул к одному из окон, я поднялся на цыпочки, но и то едва смог увидеть край реки и огромное количество людей, которые, видимо, стекались к моей тюрьме. К вечеру шум стал таким, что было трудно засыпать после ужина.
***
Ночью звук открываемой двери разбудил меня, и я открыл глаза, но сразу их зажмурил, поскольку внутрь внесли яркий газовый фонарь. Напротив моей кровати замер мужчина лет пятидесяти, одетый в республиканскую военную форму.
– Доброй ночи, простите, что так поздно, сэр.
– Ничего страшного, я всё понимаю, – я опустил ноги на пол и, протерев глаза, посмотрел на собеседника.
Умные глаза, подтянутая фигура, седина на висках – вот было первое моё впечатление.
– Начну, пожалуй, с извинений за свою коллегу, Жаклин хороший человек, но, как все женщины, бывает иногда излишне эмоциональной.
Он не собирался присаживаться, лишь оперся о стол.
– Я не виню её, обстоятельства были не из лучших.
– Соглашусь с вами, поэтому я начну с другого. Пойдёмте за мной.
Мужчина