директора большими раздраженными шагами вышел в коридор.
Под дверью маялся пожилой «молодой специалист», который пристал к нему словно банный лист, и пришлось потратить на него еще минут двадцать. К тому моменту, как в его собственной приемной появилась Мика, Валентин был основательно раздражен.
Его приемная была вполне современной, стильной и не слишком вызывающей. Черная мебель, белые стены, легкие телефоны. И Маша, секретарша, была дорогостоящая и сдержанная, как из журнала.
Мика его секретаршу невзлюбила. И недаром. Под настроение Валентин Дмитриевич с ней спал, делал ей подарки, возил в рестораны. Маша была ему как будто… ровня, в отличие от Мики, которой он просто пользовался. Маша изо всех сил делала карьеру, а Валентин Дмитриевич уважал такое… служебное рвение. По его мнению, достойными людьми были только те, кто, цепляясь зубами и ногтями, медленно, но верно полз вверх, не останавливаясь ни перед чем.
Какая разница, как именно сделана карьера? Хоть бы и в постели! В конце концов, такой способ ничуть не хуже любого другого.
С ним Маша немного ошиблась. Валентин-то отлично знал, что никуда продвигать ее не станет, а она этого не знала, и он чувствовал себя немного виноватым.
Надо потом куда-нибудь ее пристроить. Поспособствовать. Порекомендовать. Он так и сделает, если у него будет время.
Не будет – пусть справляется сама.
Маша пропустила Мику в кабинет и секунду постояла, ожидая указаний относительно кофе, но Певцову не хотелось унижать ее. О его связи с Микой она, конечно, знала.
– Зачем ты приехала? – строго спросил он, как только за Машей закрылась дверь. Мика потянула с шеи тоненький шарфик и посмотрела жалобно. Это она умела.
– Я… боюсь, – сказала она, и глаза у нее налились слезами. – Я так боюсь, Валя! Что будет, если мы… если я… Что будет со всеми нами?!
Да. Ситуация выходила из-под контроля, это уж точно.
Он подозревал, что в последний момент она может сдрейфить, но надеялся, что этого не произойдет – слишком велико было его влияние на нее.
– Что будет? – переспросил он и медленно опустился в кресло. – Я тебе скажу, что будет. Твоего отца посадят, следствие продлится несколько лет, «Человек и закон» раструбит об этом на всю страну.
– Валя!
– Знакомые перестанут с тобой здороваться, деньги у тебя кончатся раз и навсегда, потому что на все авторские права наложат арест. Нет, ты послушай! – прикрикнул он, потому что дочка академика замотала головой, и слезы полились по розовым детским щекам. – Во время следствия он будет сидеть в «Матросской Тишине», и по вторникам и пятницам, или когда там у них приемные дни, ты будешь выстаивать очереди, чтобы передать ему чай и кальсоны!
– Валя!..
– У него начнется туберкулез, а суда все еще не будет. Твою мать немедленно отзовут из Сирии, и ее карьера кончится! Суд покажут по всем каналам, если твой отец, конечно, до него доживет!
– Валя!..
– Ты станешь дочерью врага народа. Хотя, конечно, сейчас не тридцать седьмой год и на поселение тебя, видимо, не вышлют.
Она уже рыдала, как ребенок,