бы возможность открытого обсуждения устроения жизни нашего общества?
Но будут дискуссии всякого рода пресекаться – расстрелами, повешеваниями, отравливаниями газами. Вы ведь многое знаете про всё это такое-то?!
Вы помните, конечно: «он самый способный человек в партии и – он навязал нам дискуссию о профсоюзах…».
Вам скажут в оправдание всех этих жестоких пресечений: это потому так, что «время было такое» и что «приказы не обсуждаются». Только смотрите: «время такое» вроде бы прошло уже, а у нас к «дискуссиям» отношение-то всё прежнее?! Прежнее потому, что без этих самых дискуссий всё вроде бы эффективнее, результативнее будет что ли?
А что, может быть, и действительно так оно с дискуссиями этими всякими – всегда оно так надо? Нет, тут нелюбовь эта к дискуссиям оттого, что при их если запретах – тогда просто очень поудобнее будет властям! То есть поудобнее будет для поддержания ими этой самой ихней-то власти.
А что касательно результативности действий власти, то… вот что Уинстон Черчилль про управление государством говорил: «Парламентаризм очень неудобный образ правления. Но лучше этого способа пока ещё ничего не придумали».
Ну а что можно сказать про то «пасторство», которое есть со стороны церкви? А то, что можно сказать и про всякое другое пасторство: к нему не чувствуешь неприязни только лишь в том случае, если оно есть не поучение словесное, а есть оно подание живого примера устроения жизни по правде (= по совести) самого пастыря, будь-то пастырь церковный или же светский.
Таковое же – близко к такому – можно наблюдать не среди тех, кто ортодоксально религиозны, не среди правоверно-партийных, а единственно среди тех, кто живёт не по заповеданному когда-то и не по предписаниям нового времени (которые якобы суть требования от самой реальности, от её будто бы необходимостей), а кто живёт – единственно! – по своей совести. И это потому так, что совесть никогда не бывает неправой, не ошибается она. И если кто следует нашёпотам своей совести, он будет всегда правым: ведь совесть есть производное от миллионнолетнего опыта жизни человека, – она есть уже давным-давно нравственный наш инстинкт. И через этот инстинкт мы всегда безошибочно знаем, что есть добро и что есть зло.
Вы, может быть, скажете, что эти наши говорения про совесть – это всё праздномыслия и только? Что у нас нет никакого чувства реальности? Ну что ж, давайте продолжим вешать всех этих умников/максималистов, как делали это – очень так мудро! – со своими отдельными неправоверными древние болгары: на дубы их, да!
В Китае тоже вот в XI веке император отдал приказ собрать всех, кому многое, тогдашнее, не по ихнему было уму/чувству, – сыскать их всех и живьём закопать. Ослушников на этот приказ не нашлось: вот оно, настоящее-то, предельное – «идеальное», значит – единоначалие!
Послушайте, вы когда-нибудь перестанете всё оправдывать да оправдывать все эти несчётные неправедности всеми этими «насущными необходимостями»?!
Ну, пусть даже если они и в самом деле