в мире – его Поленька. Остальные женщины для него не существовали. Если бы она смогла и приехала к нему на каторгу, он, может быть, не совершил бы побега. А так… знает ли эта девчонка, что такое тоска, день за днем сжигающая сердце изнутри? Что такое ожидание – мучительное, безнадежное, питаемое упрямством и чужими примерами любви и верности? Что такое зависть и горечь – почему у него все не так, как у остальных?
Ничего, через несколько дней он доставит княжну Загорскую к ее отцу, получит вознаграждение и отправится во Владимир-Северный.
Украдкой Лясота потрогал за пазухой кулон. Золото и бриллианты. Дорогое. У перекупщиков, не торгуясь, можно получить больше ста рублей. А если старый князь добавит деньжат, и вовсе можно зажить. Сколько у него спросить за спасение дочери? Тысячи целковых хватит? Или уж сразу требовать пять?
За этими размышлениями время летело быстро. Скоро начало светать. В предрассветном воздухе разлилась та особенная свежесть, которую не опишешь словами. Ее надо чуять.
Лясота подгреб к берегу. Лодка с шуршанием врезалась в прибрежные заросли. Склоненные над водой ветки махнули по спине. Не желая тревожить спутницу, он осторожно выбрался на берег, подтянул лодку повыше, чтобы ее не сразу заметили с воды. Волга здесь широка, судоходна, но можно надеяться, что погоня – если она есть – пройдет мимо.
Девушка так и не проснулась. Будить ее и выносить на берег Лясота не стал. Вынул вещи, присел рядом. Спать хотелось, но ничего. Одну ночь можно потерпеть, а отоспаться днем.
… И все-таки, что такое странное он когда-то слышал про Загорск?
7
Об исчезновении девушки стало известно наутро.
Тревогу подняла горничная княгини, Манефа. Она спала отдельно, в маленькой каморке, где стояли только два сундука с хозяйским добром. На том, что побольше, где были сложены дорожные вещи матери и дочери Загорских-Чарович, и укладывалась Манефа. В путешествии она командовала приходящей для уборки и мелких услуг уборщицей, посылала с поручениями, как и слуги всех знатных пассажиров, шустрого юнгу. Прекрасно зная, что княгиня не любит, когда во время утреннего туалета отвлекаются на что-то еще, Манефа сначала заглянула в смежную каюту княжны – и обнаружила, что ее нет на месте.
Тут и поднялась суматоха. Скрыть от матери исчезновение дочери, конечно, не удалось. Елена Загорская заголосила, запричитала, срываясь на крик. Манефа и князь Михаил утешали ее в два голоса.
– Тише-тише, милая, – Михаил гладил ее по плечам, – успокойся, подумай о ребенке!
– «О ребенке!» Я и так о нем постоянно думаю. А вот она? Господи, куда она делась? Она что, не понимает, что мне нельзя волноваться?
– Стало быть, не понимает.
– В ней ни капли сочувствия! Кого я вырастила? Чудовище какое-то, а не дочь! Ну почему она так со мной поступает?
– Господь с вами, княгинюшка, – хлопотала