якорь. С другой стороны, план перевозки всего нашего груза на санях по припаю, отделявшему нас от мыса Хат, пришлось оставить как совершенно неосуществимый. Даже в том случае, если б лошади наши находились в прекрасном состоянии и возможно было бы использовать на льду автомобиль, мы все же никогда не были бы в состоянии перевезти 180 тонн снаряжения в течение того краткого времени, которым располагали.
Вместе с тем сильно тревожило меня и здоровье капитана Ингленда. Он казался совсем больным. Очевидно, напряжение, вызванное постоянной плохой погодой и трудностями плавания во льдах, сильно отразилось на его здоровье. Обстоятельства же в то время были не такими, чтобы он мог позволить себе отдохнуть. Естественно поэтому, что Ингленд стремился увести судно как можно скорее; он понимал, что на «Нимрод» как на парусное судно нельзя особенно рассчитывать. Однако я никак не мог назначить точную дату отплытия «Нимрода», тем более, что еще не было даже известно место нашей зимовки.
Вечером 29 января мы сняли деревянный футляр с автомобиля и поставили машину на колеса – я собирался испытать ее на льду. Дело это было поручено Дэю, который скоро привел мотор в действие: уже на следующее утро 30 января, несмотря на низкую температуру, машина работала исправно. Надо было испытать, как она будет вести себя на льду, покрытом довольно толстым слоем снега. Мы выбрали более легкие колеса с шинами Дэнлопа и нескользящие цепи, полагая, что в данном случае нет надобности пользоваться тяжелыми колесами.
Днем поднялся свежий юго-восточный ветер со снежной метелью, и судно скоро приняло совершенно зимний вид. В этот день каждый раз во время еды все теснились в кают-компании, чтобы согреться; есть, как прежде, стоя у дверей кухни стало уже невозможно. Два-три раза судно срывалось с якоря, и льдины, к которым оно было прикреплено, уплывали к северу. Хотя льдины эти и были длиной всего около сотни метров, у нас все же появилась кое-какая надежда: чувствовалось, что лед начинает ломаться. Правда, мы учитывали, что если лед будет расходиться такими темпами – по нескольку сот метров в день, то понадобится очень много времени, чтобы вся масса льда шириной в 30 км сдвинулась и дала нам возможность своевременно подойти к мысу Хат для выгрузки запасов и снаряжения.
Весь день косатки[52] во множестве показывались у кромки льда и выдували столбы пара. Они часто проходили под самым бортом, и время от времени мы могли наблюдать, как они выставляют надо льдом голову, высматривая, нет ли тюленей. Раз как-то мы увидели тюленя, который стрелой вылетел из воды на лед и помчался по его поверхности с такой поспешностью, какой никак нельзя было ожидать от неповоротливого животного. Он прополз по льду по крайней мере четыреста метров, прежде чем остановился передохнуть. Минуту-две спустя причина этой поспешности обнаружилась: из воды медленно и зловеще поднялась огромная голова косатки, высматривавшей жертву.
Нам ни разу не пришлось наблюдать, как эти чудовища