без касательства, Иван Никифорович… – негромко пробормотал Филимон, глядя в землю.
– Не мог знать, пригодится ли, ваше благородие, – Прохор вытянулся во фрунт.
– Не мог знать!? Думал, я в нужник наряжаюсь!? Макака безрогая, – злобно процедил Верескин и ударил денщика в лицо.
Прохор согнулся, зажав лицо ладонями.
– Смирно! Руки по швам! – скомандовал Верескин.
Он нанес еще несколько ударов. Прохор решил, что вытерпел достаточно, и рухнул на посыпанный песком и опилками двор, как бы сраженный богатырской мощью Ивана Никифоровича. Верескин дважды или трижды ударил сапогом в живот и переключился на Филимона. Его он отделал намного мягче, считая вину менее значительной. Конюх Карп и вовсе отделался затрещиной и пинком по мягкому месту: он ведь, в общем-то, ни в чем не провинился.
– Ты! – Верескин ткнул пальцем в Филимона. – Извозчика мне, тотчас. Вы двое – седлать.
Филимон бегом кинулся со двора, Прохор и Карп рысью побежали в конюшню. Филимон успел первым: двое извозчиков поджидали поздних седоков возле соседнего ресторана, дорогого, но немного сомнительного в смысле публики.
– Куда изволите? – спросил извозчик.
Верескин уже сидел в санях, укрытый суконной полостью, отороченной дешевым мехом, и почти успокоился после разноса. Вместо ответа он с силой дернул в сторону бархатный воротник и покосился на прислугу, которая ждала отъезда барина, выстроившись почти строевым порядком возле дворовой арки. Прохор рукавом утер кровь, сочащуюся из разбитого носа.
Верескин с досадой осознал, что не имеет представления «куда». Ему было решительно ничего не известно про планы заговорщиков: ни время сбора, ни место. Невозможно же, в самом деле, просто приехать к императорской резиденции и рыскать вокруг в поисках товарищей по предприятию.
– В полк, – скомандовал он.
– Ась? – извозчик повернулся к седоку и почесал под шапкой.
– На Фонтанку. Гарновского дом. И не мешкать.
В расположении полка никого из знакомых Верескину заговорщиков не нашлось. Он вернулся к извозчику, которому велел ждать, и отправился дальше. Одну за другой Иван Никифорович посетил квартиры участников, всех трех, чьи адреса были ему известны. Никого не оказалось дома, что естественно – пока Верескин метался по городу, господа офицеры заканчивали ужин у Талызина, сильно отдававший попойкой. Пален – человек, бесспорно, большой ловкости и сообразительности – боролся с робостью гостей обильным шампанским.
Иван Никифорович решился наконец отправиться к Палену, но и тут не преуспел. Дверь открыл заспанный швейцар, который сообщил, что его сиятельство не принимают. Верескин настаивал, упирая на государственную необходимость – швейцар признался, что хозяина дома нет. В то самое время, когда он шумел и будил прислугу, заговорщики заходили в Михайловский замок.
Верескин вернулся домой в отвратительном расположении духа. Ночные метания по городу оказались полностью бессмысленными. От тяжелого возбуждения