да залоснившейся бахромой портьер. Создают декорации беззвёздной ночи, словно писанные проделкой любвеобильной ведьмы Солохи, крадущей звезды, чёрт бы её взял. Деревянные сиденья, сбитые в ряды, двери, окрашенные синей эмалью… Редкие тенёты с высоких потолков висели, как рыбацкие сети: хоть и не путина, хоть и не угрожали людской жизни.
На первом ряду сидели – а близ них стояли – мужчины, неуловимо выделявшиеся чем-то необъяснимым. «Ниферы» – понял Шкалик – «философы и радикалы»… Этот – в потертой шляпе, с фариковой ручкой под её ленточкой – жестикулировал у виска указательным пальцем, воздетым вверх; третий, завороженный спиралевой магией пальца, мотал седой, бритой головой. Пара мужей, отвернувшись от зала, перешептывались, переступая ногами, словно в замедленном танце. Три женщины… Одна из них пришла с девочкой-семилеткой. «Наверно, не с кем оставить… Незамужние» – определил Шкалик намётанным глазом. – «В поиске, как я». Девочка шумно бегала по залу, не обращая внимание на «шики» от мужиков. Мама не реагировала.
Среди сидящих в креслах, сутулостью спины Шкалик узнал геолога Егеря, и полуобернувшегося в зал партийного секретаря экспедиции Владимира Волкова. Они шептались, шуршали, клонясь друг к другу, коробками со спичками.
Последний из неформалов, невысокий парень в потертом пальто и с лицом выпивохи, скорчившись в кресле первого ряда, откровенно дремал, словно не было в зале ни шума, ни шороха, ни говора.
По ступеньке на сцену поднялся самый молодой из неформалов. Невысокий, молодцевато-подтянутый, с ровной прической русых волос, оглядел зал, словно, пересчитывал головы.
– Школьный учитель Андрей Нечкин – шепнул на ухо Якличкин.
– Господа… Мне доверили внести диспут. Начнем. Пару вводных слов. Мы собрались, чтобы продолжить обмен мнениями о будущности государственного устройства нашего отечества. И города. О возможных формах и сущностях содержаний… С вашего позволения установим регламент. Три-пять, максимум семь минут на ваше концептуальное, не побоюсь этого слова, заявление. До десяти минут на вопросы-ответы. Если никто не присоединится к нашим ораторам, полагаю, на всё-про всё хватит полутора часов. Кто за регламент – поднимите руки. Есть ли вопросы ко мне? Нет. Начнем. Приглашается философ, господин… Афанасьев.
Из кресла степенно поднялся не старик, но стареющий мужчина. Он приосанился, передернул плечами, несколько напряженной походкой одолел лестничные ступеньки. Шкалик знал его по рынку: «Афоня» торговал газетами. Глаза его из-под «брежневских» бровей смотрели остро, проницательно. В движениях порывист. Тяжелую вьючную сумку таскал на продавленном плече, отчего издали был узнаваем.
– Хотел прочесть стихи. Женщин побаловать рифмой. Но передумал… Дискуссия у нас весьма прозаическая, чес-слово… Как нам обустроить свою власть? Тут думать и думать надо. Ленинизм, похоже, окончательно рухнул. Это и к лучшему. Значит и конституция наша больше не подходит. Менять надо. Как нам разделить сиамских близнецов – власть и капитал?