Анна приторачивала мех к одному валенку, пришла Клава. Ей тоже нашлось место в одном из домов этого села. Саша подселил ее к немолодой молчаливой женщине, которая в прошлой жизни была врачом. Ее осудили за вредительство, разлучили с семьей. Отработав положенный срок в лагере, она получила призрачную волю – вернуться домой ей не позволили, а поселили здесь и разрешили врачевать. Докторшу звали Фаина Ефимовна. Аня встречалась с ней в поселковой лавке: худая, маленькая, с огромными карими глазами, которые только и оживляли ее лицо, потемневшее то ли от горя, то ли от летнего солнца. Говорила она резким прокуренным голосом, смотрела недобро. Аня обратила внимание на ее ладони – узкие, с длинными пальцами и очень сухой кожей, которая, казалось, может в любой момент лопнуть.
– Что это вы делаете? – снимая шерстяной платок, Клава привычно потрогала печь, убрала стул с дороги и подошла к хозяйке.
– Тише, ты, граммофон, Шурик спит еще, – Анна покачала головой, оглядываясь на зашторенную плотной занавеской постель сына. – Да валенки у него коротки, снег в них набивается, боюсь, как бы не простудился, вот решила пришить мех. Видела, как у местных сделано.
Клава присела рядышком на лавку, подняла конец шкуры, с удовольствием провела рукой по гладкому ворсу.
– Вы бы ему унты10 сшили лучше, чего шкуру на заплаты изводить!
– Так я не умею! – Аня закрепила нитку и взялась за второй валенок.
– Эка беда! Попросите жену Ёминка. Она быстро сошьет, да и красивые – с вышивкой.
Аня отложила работу, задумалась. Удобно ли ей просить у местных? Ведь не откажут, как же – жена начальника! Но Саша строго-настрого запретил без его ведома ни у кого ничего не брать и не просить, да и лишний раз носа из дома не высовывать.
«Сиди в избе, ребенком занимайся!» – так и сказал.
Но Аню тянуло к людям. Хотелось общения. К тому же на быт удэгейцев посмотреть интересно – когда еще в жизни такое будет? Да и будет ли…
И Аня решилась.
– Знаешь, Клава, а ты права! Где, говоришь, живут Ёминка?
Собрав какие-никакие гостинцы, она укуталась, как баба, и, оставив сына с Клавой, пошла в поселок.
Легкие снежинки – последний выдох ночной метели – мягко кружились в воздухе, обволакивая село снежным туманом. Мороз щипал нос и щеки, и Аня плотнее прижала к лицу пуховый платок. Выбравшись на центральную улицу – такую же заснеженную, но с колеей от недавно проехавших нарт, – Аня пошла на другой конец села, отсчитывая избы, как ее научила Клава. Ноги то и дело проваливались в снег и, в конце концов, сбившись со счета, Аня поняла, что дом Ёминка ей не найти. Возвращаться к себе ни с чем не хотелось, и она завернула в поселковую лавку – может там кто подскажет, как удэгейцев найти!
Рядом с избой, в которой располагался магазин, стояли нарты. Собаки, ожидая хозяина, не проявили к чужой женщине никакого интереса. Аня хотела погладить припорошенную снежком черно-белую голову лайки, но, не решившись, обошла упряжку и поднялась