Ну а он за все хорошее опустил ее до старшей медсестры отделения, потом до рядовой медсестры, потом до санитарки. Моет палаты, выносит «утки» за больными. А некогда была огневая женщина, красотка, «кровь с молоком»! Сейчас страдает алкоголизмом. Временами попадает к нам. Помогаем, поддерживаем. Увы, женский алкоголизм не излечим! Недавно лежала у нас. Сейчас вполне адекватна. Даст самую исчерпывающую информацию. Скажите, что от меня. Работает в первом терапевтическом отделении. Сейчас свяжусь со старинным приятелем, бывшим коллегой, поднял трубку медик. – Арончик! Привет, я по делу. Баба Дина сегодня работает? Заступила на сутки? Сейчас пришлю к тебе двух офицеров полиции. Состыкуй их с Диной! Проследи, чтобы не выпила! Цель их визита – не телефонный разговор. Кстати, господа-офицеры, баба Дина может запросить пять тысяч за информацию. Будет достаточно двух.
– Дает алкашка! – возмутился Петров.
– Она, как больной человек, имеет право не только отказаться от общения с вами, но даже от дачи показаний под протокол. Если ко мне нет больше вопросов – желаю успехов, господа!
Вновь знойный город. Затем больница с советскими орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета» на вывеске. Мемориальные доски в память о трех членах-корреспондентах Академии медицинских наук, трудившихся здесь еще в коммунистические времена на центральном входе. Арончик – сорокалетний еврей проводил оперов в место для курения, где отдыхала с сигаретой в зубах после мытья полов баба Дина – старушка с опухшим от пьянства лицом, высохшими, но жилистыми руками и ногами. Как предполагал Вайсман, запросила за разговор пять тысяч. Хомутов вытащил из кошелька пару тысяч и сказал, что больше нет. Даже показал санитарке портмоне. Там действительно больше ничего не было, поскольку Юрий расплачивался через электронный кошелек. Санитарка выложила всю подноготную. Оказалось, что Мануильский занимается сексом со всеми красивыми медичками не трогает только страшненьких.
– Да он – эстет! – вырвалось у Петрова.
– Страшненькие приходят по блату. Он им – молодым сикухам, которые еще никто и звать никак, сразу первую категорию дает…
– Вроде бы, этот вопрос решает квалификационная комиссия, – усомнился Хомутов.
– Эх, милок! Комиссия сделает так, как прикажет Анатолий Викторович. Поди, его ослушайся! В миг с работы вылетишь! Как Валюха Рязанцева. Она мое место заняла в койке у Мануильского. С ее подачи меня опускали все ниже и ниже. Когда Викторович ее от своей персоны отодвинул, стала писать кляузы о непорядках в больнице. Вычислили, саму – дуру посадили. Она спирт воровала и продавала в кабаки. Там им разводили дорогущее бухло: коньяки, виски всякие… Большой навар имели. Валюха даже медсестер заставлял протирать места инъекций не спиртом, а водой! Недавно вышла, в воблу сушеную превратилась.
– Она могла желать смерти Мануильскому? – уточнил Юрий.
– Желать-то может