моменты, он очень об этом жалел.
– Да, – он кивнул, – и я пойду туда за нас двоих.
Лицо Эммы побагровело, казалось, ещё немного и у неё из ушей повалит пар. Она никогда никому не позволяла собой управлять, твёрдо зная, что ей нужно и как она будет поступать. И как бы она ни любила Калеба или отца, они не имеют права ей указывать, что делать.
– Ты не могёшь решать за меня идти мне туды’ или нет! – в глазах девушки сверкнул яростный блеск, а тон, с каким Эмма произнесла это, был настолько твёрдым, что Калебу пришлось отступить.
– Блядь! – выругался он, сняв очки, провёл рукой по лицу. Как же ему хотелось плюнуть на все условности и крепко привязать Эмму к кровати, пока весь праздник не кончится. Вот только не факт, что она и тогда не найдёт способ выбраться, а потом ещё обидится и откажется с ним разговаривать неделю. Он стал говорить мягче, надеясь хоть немного её урезонить. – Там правда может случиться всё что угодно. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось Пташка.
Потянувшись, он нежно погладил её по щеке. Он делал так всегда, когда она была расстроена. Лицо Эммы смягчилось, она внимательно посмотрела на него, а затем потянувшись, обняла, уткнувшись лицом в его плечо.
– Я знаю, – осторожно сказала она. – Я тоже люблю тебя, но дай мне решить самой.
Девушка отстранилась. Она в который раз подумала, что у неё было четверо родных братьев, но Калеб всё равно был ей ближе, чем они. Он понимал её намного лучше, знал множество её страхов и секретов, как и она его. Даже те, о которых он, возможно, и сам не догадывался. Вот и сейчас он тоже должен был её понять.
Калеб долго смотрел на Эмму, ничего не говоря. Хмурился, покусывал губы, чесал затылок и затем, наконец, сказал:
– Хорошо. Но ты ни на шаг не отойдёшь от меня с Ричи.
Эмма широко улыбнулась, состроила смешную рожицу.
– Слушаюсь и повинуюсь, – саркастично произнесла она, соединив ладони и наклонившись, как при молитве.
Калеб не сдержал смешок. До того она была забавна в этот момент. Эмма с лёгкостью могла развеселить любого человека, даже не прикладывая для этого особых усилий. Раньше, когда мистер Беннет возвращался с работы усталый и серьёзный, садился в своё любимое кресло у окна, только она могла поднять ему настроение, пародируя одноклассниц, или, например, самоуверенного Калеба. Однажды жена мистера Беннета сообщила ему, что его очередь мыть посуду. Он сказал, что он мужчина, а мытьё посуды чисто женская обязанность. Эмма после этого, по её словам, совершенно «случайно» перевернула на него ведро с холодной водой.
«Моё маленькое рыжее солнышко», – говорил мистер Беннет, выслушивая все истории дочери, с любовью поглаживая её волосы. Калеб испытывал щемящее чувство боли и недовольства, когда видел их: его собственный отец так сделать больше не мог.
– Как Джон? – спросил юноша, не глядя на Эмму. Он уже так давно не видел мистера Беннета. Казалось, прошла целая вечность.
Эмма тихонько вздохнула, осторожно взяла руку Калеба в свою, погладила указательным пальцем его ладонь.
– Он