серого – привел энергичный мужчина, сияя широченной дружеской улыбкой.
– Как поживаешь? – осведомился он любезно. – А в нем тринадцать два.
Перекладина даже не коснулась холки, но, когда пони затрусил прочь, гном изрек:
– Я и этого знаю.
– Правда?
– О-го-го! Придавливает своих пони перед тем, как им измерение проходить. Этот серый последний час стоял с мешком ржи на спине весом чуть не в центнер. И на дюйм укоротился.
– Господи! А вы уверены?
– Будьте спокойны, я своими глазами видел.
В мыслях у меня воцарилось некоторое смятение. Он все это сочиняет? Или правда это невинное состязание приводит в действие столь темные силы?
– Этот же самый, – продолжал гном, – бывало, заставлял сбросить полдюйма на подковы, а пони-то и не подкован вовсе.
Ах, да замолчал бы он! Но тут его перебили: ко мне бочком подобрался мужчина с усиками и конфиденциально зашептал мне на ухо:
– Я вот что думаю. Моя собака уже отдохнула, и температура у нее наверняка нормальная. Так вы посмотрите ее еще раз. Я как раз успею.
Я устало обернулся к нему:
– Право же, это напрасная трата времени. Собака больна, я вам уже сказал.
– Ну пожалуйста! Как одолжение! – Вид у него был отчаянный, в глазах горел фанатичный огонь.
– Ну хорошо! – Я пошел с ним к его машине и поставил термометр. Температура по-прежнему была сорок.
– Да отвезите же беднягу домой! – сказал я. – Ему нельзя быть тут.
Мне показалось, что мужчина с усами вот-вот меня ударит.
– Она здорова! – прохрипел он, гримасничая от избытка чувств.
– Мне очень жаль, – сказал я и вернулся к пони.
Меня ждал мальчик лет пятнадцати. Его пони был записан в класс тринадцать два, но оказался выше почти на полтора дюйма.
– Боюсь, он слишком высок, – сказал я. – Не для этого класса.
Мальчик не ответил, а вытащил из внутреннего кармана куртки какой-то листок.
– Вот ветеринарное свидетельство, что он чуть ниже тринадцати двух.
– Боюсь, оно недействительно, – ответил я. – Устроители предупредили, чтобы я не принимал свидетельства. Я уже не допустил двух. Решает только эта линейка. Что поделать!
Мальчик сразу стал другим.
– Но вы обязаны его пропустить! – закричал он мне прямо в лицо. – Никаких линеек, если есть свидетельство!
– Поговорите с устроителями. Я руководствуюсь их инструкциями.
– Я с отцом поговорю, вот что! – крикнул он и увел пони.
Отец не замешкался. Крупный, дородный. Явно преуспевающий, самоуверенный. Он не собирался терпеть мои глупости.
– Послушайте, я чего-то не понял, но вы тут вообще в стороне. Вы обязаны принять свидетельство.
– Вовсе нет, уверяю вас, – ответил я. – И к тому же ваш пони ведь выше верхнего предела не чуть-чуть, а на очень много. На глаз видно.
Отец стал багровым.
– Позвольте вам сказать, что его пропустил ветеринар в…
– Знаю-знаю, – перебил я и услышал, как гном фыркнул. – Но здесь его не пропустят.
Наступила