пуста, и тьма над бездною…
Она поморщилась.
– Не надо мне эрудицию показывать. Не «безлюдна», а «безвидна», кстати.
– Нечестно в Гугл подглядывать, – уличил я. – Хотя что это я, разве от полиции можно чего-то еще… Да еще от женщины?
– Ладно, – сказала она, – начиная от момента, как мы подъехали к твоему участку в коттеджном поселке.
– Разве я не рассказал?
Она ответила уклончиво:
– Ты мог пропустить какие-то важные моменты.
Я повторил, что сидел на диване и смотрел футбол, а тут они двое прибыли и начали задавать такие пугающие вопросы, что я испугался, теперь буду законно требовать, чтобы мне выплачивали повышенное пособие до конца жизни, потому что это психическая травма на всю жизнь, а если откажутся, то я как демократ и общечеловек по судам их затаскаю, а меня еще в блогах прославят, потом мемуары напишу.
Она слушала внимательно, время от времени бросала взгляд на экран. Понятно, анализаторы процеживают каждое мое слово и каждый жест, взвешивают и сравнивают, выдавая некие невидимые мне отсюда рекомендации.
– Ты не выглядел достаточно взволнованным, – сообщила она.
– Это я уже перегорел, – пояснил я. – Сперва испугался так, что… уж извините, не при женщине будь сказано… вы ведь женщина?.. а то это стирание гендерных различий… в общем, говоря округло, я испугался очень-очень. До икотки вследствие жуткого нервного стресса. Но, правда, когда мы были в том цехе, а со спины ворвались ваши бравые киборги, я вообще испугался так, что вторая икотка выбила первую, и я чуть не помер от нечеловеческого испуга.
– В машине ты не икал, – произнесла она воркующим голосом, но с той интонацией, когда никак не могут решить, что им даст больше: оставаться в рамках официального «вы» или перейти якобы на дружественное «ты». – Ты вообще какой-то заторможенный… а потом слишком шустрый.
– А в среднем, – пояснил я, – самый что ни есть средний и законопослушный гражданин. Демократ и либерал, но государственный либерал!
– В самом деле?
– Точно, – заверил я. – Во мне весь спектр! Потому я абсолютно серый. Со мной надежно, как со всеми серыми.
К нам направился, цепко держа меня взглядом, крепкий мужик с намечающимся брюшком, Мариэтта сразу насторожилась и даже поднялась со стула.
– Отведи его в комнату для допросов, – распорядился мужик. – Сними показания, а потом пусть идет домой.
– Меня должны отвезти, – заявил я независимо. – Я свои права гуманиста и как бы человека знаю!
Он поморщился.
– Да, конечно. Спасибо за сотрудничество.
Мариэтта сказала мне быстро:
– Вставай, идем!
Комната для допроса оказалась через два кабинета в глубине офиса, абсолютно пустая, если не считать стола с утопленными в пол ножками и двух стульев по обе стороны.
Она указала мне, на какой сесть, сама повернулась к двери, и тотчас же вошел улыбающийся полицейский, толстый и довольный, губы лоснятся, только что пообедал, вытерся рукавом и сказал жирным