государь, она и в Африке отрава… И еще: как выйдешь на площадь, не садись тотчас на коня. Жди подарка. Кстати, тебе шах и мат.
Голос смолк, мерцание погасло, фигуры вернулись на свои места. Клим вздохнул. Проигрыш, как всегда! Зато куча полезных советов. Особенно насчет кувалды. А к ней – кот, шут, жбан с пивом и продовольствие. Все сапогам не потянуть, хоть они семимильные…
– Кувалду изобразим на месте, если будет нужда, – молвил он вслух и направился к выходу.
Его тревожило пророчество насчет обратного пути. Три дня, пять или десять – разница невелика, но если путешествие затянется на пару месяцев, кто будет править королевством? Советники, конечно, люди мудрые, надежные, но вотчина у каждого своя, а за державу думает король. Думает и решает! Пока в стране тишь да гладь, можно положиться на советников. А вдруг?.. Вдруг орки перейдут границу? Вдруг киммерийцы устроят набег? Вдруг взбунтуются гномы или князь Нехайский, пользуясь безвластием, посягнет на трон дракона?
Обуреваемый такими думами, он спустился вниз. Там поджидали стражники и герольды, а вокруг собрался народ, большей частью из приезжих, коим было любопытно поглазеть на короля. В воздух полетели шапки, какая-то девица бросила под ноги Климу букетик полевых цветов, потом толпа дружно выдохнула:
– Вира лахерис, твое величество!
– Майна хабатис, – отозвался Клим. – Пусть Господь вас благословит.
Юный герольд придержал ему стремя, но он не торопился. Жди подарка… – сказал дух. Интересно, какого?
В толпе наметилось бурление – кто-то, вовсю работая локтями, проталкивался к королю. Невысокий, длинноносый, с лохмами цвета соломы и в кафтане с изумрудным орденом… Не иначе как Гортензий де Мем, рыцарь Круглого стола!
Добравшись до Клима, Гортензий преклонил колени.
– Твой слуга, государь! Разреши слово молвить!
– Валяй, – сказал Клим. – Хочешь насчет пьесы посоветоваться?
– Нет, владыка. Я с ответным даром. С драгоценностью, что хранится в нашей семье целое столетие!
Он вытянул руку с раскрытой ладонью. Там, заключенная в прозрачный шарик, застыла бабочка с крыльями темными как ночь. Небольшая – шарик размером со сливу, а бабочка и того меньше.
– Что это? – спросил Клим.
– Сон, мой господин. Если помнишь, я торгую снами. Сны в таких футлярах из прочного стекла. Если его разбить, бабочка оживет, станет летать над веками спящего, и привидится ему то, что заказано, – мать, умершая много лет назад, сказочная страна, о которой мечталось, или он проведет ночь в объятиях любимой. Есть сны для девушек и женщин, есть для мужчин, есть для детей… Разные сны. Но этот сон – особый.
– Благодарю. – Клим принял шарик из рук Гортензия. – И в чем же эта особенность?
– В том, государь, что, где бы ты ни очутился, приснится тебе самый близкий человек, и сможешь ты его увидеть и с ним поговорить. А сказанное тот человек услышит, поймет и сделает все по твоей воле, будто не сон ему был послан, а был ты с ним наяву. Чародейство предков моих,