и грузила для морского лова. Никто и не думал плавать до горизонта и дальше, а уж чтоб на юг ласты навострить – то и вовсе было немыслимо!
Это люди – странные, упрямые и любопытные – мастерят себе плавучие корабли и шастают на них во все концы света, а ихтифаям родные воды милее, да и посудины скрипучие им без надобности, они их сторонились. На открытой палубе да под солнцем, глядишь, жабры посохнут, лучше уж под водой… Под водой с ихтифаями только морской люд силой и умом помериться может. Но далеко островитяне плавали редко, ведь хорошо знали, сколь опасны темные глубины. Там хозяева – морские цари и их подданный люд. Там их вотчина. И поровну чудовищ и чудес в черной бездне. Пропасть можно. Слишком уж цена велика!
А так живешь – и не трогает никто, не беспокоит. И человеки ихтифаев чужими почитают, и морское племя сторонится, даже подводный царь за данью редко посылает. Мол, слишком просто живут, что с них взять? Племя Меля любило спокойствие и размеренную жизнь. Потому и взъярился отец, когда зачастил непоседа-сынок в море: то в Поморские земли, то в Датские, а потом и вовсе, вопреки всем запретам и наказам, доплыл аж до самой Ладоги. Вернулся, рассказал про большие корабли, про воду пресную, про злого водяного, который его чуть своему ездовому сому не скормил… Думал, что сказ о дальних землях соплеменников потешит, но те лишь поахали, поохали… и занялись своими повседневными делами. Даже мать молча покачала головой да пошла к водорослевой теплице. Зато отец молчать не стал – шлепнул по жабрам больно, обозвал мальком глупым, наказал ослушнику дома сидеть. Мол, сети чини да рыбу чисть, пока не поумнеешь! Вот и весь сказ.
А Мель что? Как отец с остальными в море ушел, собрал пожитки, подхватил гарпун и сбежал, оставив сеть дырявой. И полмира уже посмотрел, а мог бы сеть чинить и умнеть до скончания дней своих…
Стены пещеры пошли смыкаться, Мель крутанул головой, взглянул вправо-влево и вздрогнул на мгновение, завис в толще воды. Чего не померещится с испугу… Или не померещилось? Он подплыл поближе, заставил себя смотреть внимательнее. Нет, не привиделось…
То не пещера сужалась, а утоплены были вдоль ее правой стены два судна. Давно уже, должно быть. Борта сплошь ракушки облепили, водоросли наросли неровной бахромой – потому сразу и не заприметил занятый своими мыслями Мель, что камень деревом сменился. Мачты обрублены, в бортах зияют темные пробоины: то ли таранили их, то ли топором взламывали, то ли на камни острые налетели… только как тогда здесь оказались? Нет тут таких камней…
Быстро работая ногами-ластами, Мель пересек поток, доплыл до противоположной стены пещеры, прищурил большие глаза, всматриваясь в тьму… Так и есть, тут тоже. И тоже два. И дальше – еще… Как безмолвные стражи, затонувшие суда разных размеров охраняли проход. Жались к стенам, оставляя свободной для хода только середину протока. Чья воля их сюда затащила да на дно уложила? Что за службу несут они? Должно им устрашить того, кто в проток сунется? Так не видать их с поверхности-то, а затонувшие суда