с самого начала были, и именно такие, как у остальных высокородных: удачно выдать замуж.
Тут Алёна снова ужаснулась и испытала к покойному отцу искреннюю благодарность. А ведь мог же и так поступить! Хорошо не был покойный князь Иван Никитич Краснов человеком расчетливым и излишне предусмотрительным, о чем алатырница узнала из все тех же бумаг, где имелось среди прочего и его описание. Нравом он был крут, но отходчив, щедр, горяч, азартен, но не без ума, умел остановиться. Остер на язык, обаятелен без меры, хорош собой, любимец женщин. Как подобное сочеталось со строгими правилами, озвученными княгиней, Алёна не поняла, но махнула на это рукой – на месте разберется.
За эти дни княгиня несколько смягчилась к своей приблудной внучке, обнаружив, что алатырница внимательна и старательна, а кроме того, умеет не только чаровать, но еще и шьет недурно, и в готовке смыслит, и дом в порядке содержать может. И даже признала, что та небезнадежна. Но на сближении не настаивала, и теплых отношений у них не сложилось. А Алёна и не собиралась навязываться, с вопросами старалась поменьше ходить и вообще предпочитала не встречаться.
Из тех же бумаг, что оставил Вьюжин, следовало, что покойный князь со своей матерью близок не был. Выказывал ей сыновнее почтение, но прохладно, по велению долга. Об истоках этого отношения боярин умолчал, но тут нашлось кому просветить: Марьяна многого не знала, но тем, что знала, поделилась с удовольствием.
Она рассказала, что, когда умер старый князь, властная и честолюбивая княгиня попыталась взять бразды правления в свои руки, отчего-то полагая, будто сын двадцати с лишком лет – все еще неразумный и добрый мальчишка. Вышла большая ссора, мать была сослана в этот вдовий дом и лишилась даже тех возможностей, какие имела. А теперь, со смертью сына, вовсе оказалась на птичьих правах, зависимая от воли будущего наследника.
К сожалению, подробностей не ведала не только Марьяна, но и остальные немногочисленные слуги, с которыми Алёна быстро перезнакомилась. Все они были деревенскими, жили от столицы и главного родового поместья, где все происходило, далеко. Нельзя сказать, будто алатырница не верила словам девушки или всерьез намеревалась копаться в прошлом новообретенной родни, но что-то в этой истории не складывалось, и мысль об этом засела занозой.
Удивляло, например, то, что Людмила Архиповна, будучи достаточно умной женщиной, не могла не понимать, что ее своенравный сын в двадцать пять лет – уже давно взрослый мужчина с трудным характером, он ведь и военную службу успел пройти. А если вспомнить отношение к ней главы Разбойного приказа, и вовсе закрадывалось подозрение, что сотворила княгиня что-то очень нехорошее, и этой мягкой ссылкой, наверное, легко отделалась. Иначе не опасалась бы так Вьюжина, и вряд ли он бы так с ней разговаривал.
Все эти рассуждения не добавляли Алёне любви к старухе и желания сблизиться.
Вьюжин, как и обещал, явился за новоиспеченной княжной через четыре дня ровно, вскоре после