ней не разговаривал, – ответил он. – Работникам сцены ни разу не удавалось ее остановить. Они не заметили в ней никакой угрозы, но это ведь ничего не значит. Эта женщина ведет себя на редкость целеустремленно. На прошлой неделе я выступал в театре, где был установлен железный занавес, и ей все равно удалось пробраться. Больше всего я опасаюсь, что она испортит что-нибудь из реквизита. Или, чего доброго, пострадает сама.
Ула поднял бровь. Винсент поправил стопку кубиков Рубика и карточную колоду с изображениями знаменитых людей.
– Да, в этом чувствуется что-то нездоровое, – заметил охранник.
– Именно поэтому вы здесь.
– И все-таки я не совсем понимаю. – Ула сложил руки на груди. – Нет, я с удовольствием буду стоять за сценой всю оставшуюся часть турне и следить за тем, чтобы никто посторонний не проник за кулисы как во время, так и после шоу. В конце концов, это моя работа. Но если она так хочет с вами встретиться, почему бы ей не пройти к служебному входу и не подождать вас там? Рано или поздно вы объявитесь…
Винсенту не нравилась эта привычка складывать руки на груди. Во‐первых, эта поза с головой выдавала в Уле охранника. Но, кроме того, есть результаты исследований, и они недвусмысленно подтверждают, что люди со скрещенными на груди руками хуже воспринимают информацию. Человек автоматически замыкается на себе и закрывается от внешнего мира. Неужели Ула этого не понимает?
– Будьте добры, возьмите это в руку. – Винсент протянул охраннику колоду карт. Это был единственный способ заставить Улу сменить позу. – Вот и у меня возник такой же вопрос, – продолжал он. – Почему бы ей не подождать меня на выходе? Единственный ответ, который приходит мне в голову, состоит в том, что ее поведение по большей части нерационально. Хотя одна и та же схема повторяется из раза в раз. Она смотрит одно и то же шоу – сегодня, наверное, будет десятый раз. И после выступления испытывает импульс подняться на сцену, которому в точности следует. Она не планировала вести себя так с самого начала, но теперь просто не может остановиться. Каждый раз ей приходит в голову безумная мысль, что, возможно, именно на этот раз все получится.
Винсент серьезно посмотрел на Улу.
– Само определение безумия основывается на том, что человек совершает те же самые действия, ожидая от них другого результата. И сам я не могу объяснить это ни чем иным, кроме как… проблемами с психикой. И потом, на днях я получил вот это…
Винсент достал из кармана сложенные листки бумаги.
– Письмо? – удивился Ула. – Не знал, что люди до сих пор пишут такие.
– Сейчас этим занимаются разве старики, – объяснил Винсент, – но здесь другой случай…
Он развернул первый листок до середины и протянул Уле. Эмоциональность содержания плохо вязалась с аккуратным, почти каллиграфическим почерком.
«Я видела тебя в утренних новостях, – прочитал Ула. – Ты был там с Йенни и Стеффо и, как всегда, посылал мне отчетливые сигналы. Почему я не замечала их раньше? Ты прав, я и ты – мы созданы друг для друга…»
– О‐о‐о… –