они очень громко тарахтели на непонятном языке, вставляя иногда русские слова, затем Яков Моисеевич резко сорвался с места, почти ту же нырнув за угол. Снова пробежка, и наш провожатый тормозит так же внезапно.
– Кириэ Автолик! – Затем быстрая-быстрая речь с упитанным пожилым мужчиной, здоровски похожим на Лебензона, но…
Нет! Не родственник, точно не родственник! Наверное.
… и снова мы бежим трусцой.
– Он нас никак кругами водит! – Пропыхтел Санька несколько минут спустя, буравя спину Якова Моисеевича недобрым взглядом.
– Может и так. Поздоровкаться решил со знакомыми и сродственниками, а мы так, рядышком.
– Ну да, – Кисло отозвался дружок, – тока я себя мартышкой на ярмарке чуйствую!
Снова пробежка вдоль низеньких, вросших в землю до самых окошек домиков, стоящих если не вплотную, то где-то около тово.
– Вот, – Лебензон влетел под неширокую арку с облупленной штукатуркой, и снова затормозил – так, што я влепился ему в спину.
Подхватив рукой за шиворот, Яков Моисеевич поставил меня рядом, и не отпуская, начал орать:
– Песя! Песя! Спускайся давай вниз, рыбонька ты моя подкопченная! Мальчики из самой Москвы с приветом к тебе спешили! Песя! За ногу тебя, да по ступенькам!
Выпутавшись из цепких рук нашево провожатово, давлю лыбу и махаю рукой чернявым мужчинам, играющим в карты за столом почти посередь двора, под раскинувшейся на весь простор шелковицей.
Вот же! Будний день, самый полдень, а столько бездельников! Впрочем, чево ето я? Сам не без греха!
А ничево так домик! Колодцем идёт, в два етажа. Облупившийся сильно, но видно, што ещё крепкий. Поверху и понизу веранды деревянные кругом идут, без перегородок, сплошняком. Посередь двора то ли колодец, то ли вход в катакомбы, а может и всё сразу. Сараюшки по углам, и оттуда же тянет отчётливо запахом нужника.
– Што ты мне начинаешь! – Визгливо донеслось откуда-то снизу, и откуда-то из-за сараев начала подниматься… голова?! Ф-фу… чуть не опозорился, а тут всево-то баба из погреба подымается!
– Я всё понимаю, но не до такой же степени орать!? – Сказала недовольно пухлая не сильно молодая женщина, почти што симпатичная, если бы не крупный нос крючком и склочное выражение на потном лице, – Ты ещё пройдись по всей Молдаванке, как зазывала из шапито, а потом и на тумбу объявления наклей!
– Приехали и приехали! – Продолжила она, вытирая пахнущие рыбой руки о нечистый передник, позабыв о висящем на плече полотенце, – Лёвочка в письме всё расписал. Довёл? Педаль теперь отсюда!
– Дайте людям таки сделать мнение! – Прервал начавшуюся было свару один из игроков, сняв моднющую кепку и протерев покрытую бисеринками пота загорелую лысину платком, – Лев там как? Всё такой же законопослушный?
– Не так штобы ой, но таки да, особенно когда ему ето ничево не стоит.
– Никак из наших? – Заинтересовался внезапно он, вглядываясь мне в лицо близоруко.
– Для полиции таки да, – Вмешалась тётя Песя, –