нашу деревню. Мы жили в землянке, ели лебеду, но верили, что победим. Нам повезло – так как в деревне к моменту ухода немцев домов не осталось – нас не сожгли вместе с домами, как соседнюю деревню. После ухода немцев наши матери и мы, пацаны, на своих плечах за 50–70 км носили в мешках семенное зерно со станции, пахали землю на себе и на уцелевших коровах. Но каждый свято верил, что закончится война, и мы все станем жить еще лучше, чем до войны.
И вот война закончилась. Стали возвращаться домой фронтовики. Мало их было. Сейчас мне известно, что из 2,2 миллиона жителей области в боях погибло около 400 000 и 360 000 уничтожили немцы мирного населения нашей области. То есть погиб каждый третий житель. Но тем не менее деревни оживали, и жизнь помаленьку налаживалась. Я сумел поступить в институт, там же вступил в партию и, так получилось, что партийная работа стала моей основной. На сегодня я – секретарь парторганизации колхоза-миллионера. И как бы все и у меня и нашего хозяйства неплохо. Однако, как я уже писал выше, стали заметны тенденции, которые меня настораживают и которые я, как коммунист, не могу обойти молчанием.
После вашей смерти вас оклеветали ваши же бывшие подчиненные и соратники. Вынос вашего тела из Мавзолея, снос памятников – все это происходило на моих глазах. В Высшей партийной школе я ознакомился с материалами XX партсъезда, на котором вас обвинили в культе личности. Но на этом они не остановились – Хрущев и его окружение начали постепенно, исподволь уничтожать завоевания социализма и социалистической демократии. В селе заменили выборы председателей колхозов назначением партийных руководителей, не справившихся с задачами в других отраслях. Вы понимаете, к чему это ведет. Эти люди всеми правдами и неправдами старались побыстрее выбраться из деревни. Жизнь колхозников, их чаяния и надежды, их будущее – не волновало этих «управленцев».
Далее, под маской улучшения жизненных условий колхозников провели укрупнение колхозов – объединили один прибыльный с несколькими убыточными колхозами и для уменьшения издержек переселили колхозников из деревень на центральную усадьбу. Вы помните, как проходила коллективизация. Так вот и укрупнение, а по сути, лишение крестьянина родового места, привело к массовому оттоку рабочей силы из деревни в города. У меня кровью обливается сердце, когда я проезжаю мимо брошенных и разгромленных деревень или мест, где они когда-то стояли и в них жили люди, рождались дети и на погостах, ныне заброшенных, хоронили стариков. Особенно это заметно у нас, в областях, примыкающих к Москве. Москва – как пылесос втягивает в себя трудовые ресурсы с окрестных областей, делая их безлюдными. Вот пример нашего колхоза-миллионера – ежегодно на уборочную мы вынуждены на 1–2 месяца привлекать школьников, студентов, военнослужащих, рабочих и служащих городских предприятий. Иначе нам не собрать урожай. Сейчас это называется «битва за урожай». Мы хотя бы платим деньги за эту работу, включая и школьников, но многие хозяйства не могут и платить. И тем удивительнее,