Беньямин и Брехт проживали в основном в разных странах – чтобы увидется приходилось точно договариваться. Закончилось время непринужденного берлинского общения, с его случайными встречами, спонтанно организованными собраниями, телефонными разговорами. У такого тесного общения был и недостаток – от него оставались лишь отрывочные свидетельства64.
Маргарет Штеффин держала Беньямина в курсе всех дел. Чтобы выжить, эмигрантам приходилось приспосабливаться к условиям работы и возможностям заработка, открывавшимся для них на чужбине, и выбирать место жительства в зависимости от стоимости жизни или условий работы (библиотек, редакций, издательств). Брехт с семьей прожил в относительно благополучной Дании шесть лет. Беньямину совершенно не хотелось удаляться от Национальной библиотеки Парижа, где он всегда мог найти материалы для исследований, поэтому он ненадолго отправлялся погостить у Брехта или у бывшей жены в Сан-Ремо, что было для него и экономией средств. Пока это было еще возможно, он пытался вернуть имущество и рабочие материалы, оставленные в Германии. Осенью 1933 года Брехт предложил Беньямину хранить его библио теку у себя в Сковсбостранде, чем оказал ему огромную услугу. С весны 1934 года Беньямин таким образом уже не опасался по крайней мере за наиболее ценную часть библиотеки и к тому же мог пользоваться ею во время летнего отдыха в гостях у Брехта144.
Жить в эмиграции не значило жить в полной безопасности. Противники Гитлера были вынуждены бежать из стран, аннексированных или захваченных Германией, чтобы избежать судьбы политических заключенных, о которых «ходят ужасные слухи»145. Даже в тех странах, которые считались безопасными, угроза могла исходить от агентов режима и осведомителей тайной полиции. Беньямин сообщил Шолему 7 декабря 1933 года, что «человек, близко знакомый со мной и Брехтом в Берлине» отпущен гестапо и уже добрался до Парижа; как полагал Беньямин, возможно, гестапо обратило на него внимание по доносу «всем нам известного человека из Парижа». Допросам в Берлине подверглась Элизабет Гауптманн, а вот кем был доносчик, мы, вероятно, не узнаем никогда146.
На фоне тяжёлых условий эмиграции между Беньямином и Брехтом установились доверительные личные отношения, близость которых частично объясняется тем, сколько времени они проводили вместе в Париже и Сковсбостранде. К общим политическим и эстетическим интересам, определявшим совместную работу с 1929-го по 1933 год, добавились и экзистенциальные темы. Отношение Беньямина к Брехту оставалось неизменным. Описывая свой первый год в эмиграции, он без обиняков (и вновь прибегая к военной терминологии) сообщил в письме, отправленном 20 октября 1933 года в Иерусалим Китти Маркс-Штейншнайдер: «Конечно, я не буду скрывать то, что солидарность с творчеством Брехта является одной из важнейших и сильнейших точек на моей позиции»147. В то же время перед первой поездкой в Данию он заметил: «Как бы дружен я ни был с Брехтом, полная зависимость от него, в которой я окажусь, вызывает у меня опасения»65. Эти опасения Беньямину пришлось