публика невероятная! Например, музей театра возглавляла Ирина Фёдоровна Шаляпина, и я ходил смотрел там декорации. […]
Большой театр – это был правительственный театр. И на этом фоне удивительно смотрелись актёры «Порги и Бесс», негры, приехавшие из Америки47. И так как у меня был пропуск на нравящиеся мне спектакли, то я раза четыре смотрел «Ромео и Джульетта» Прокофьева. Это был изумительный балет – там Ермолаев, Уланова, Радунский, такой замечательный был балерун. И один раз я пришёл на этот спектакль, когда были актёры «Порги и Бесс». В артистической полно было негров, и вы бы видели, как они реагировали на все эти танцы, дуэль Меркуцио и Тибальта! Они все ходили ходуном. И что поразило: у всех бутылки, пепси или ещё чего-то, – они отрывали крышку (подносит воображаемую банку ко рту), плевали и пили, и вообще вели себя совершенно свободно. Для нас, советских людей… Но они ходуном ходили, когда была музыка вот этой дуэли у Прокофьева (пропевает довольно большой кусок: там, там, там, там, там, та-ра-рам…)!
Ещё я ходил рисовать по студиям, ставились обнажённые. И мои неудачные поступления в институты, Большой театр, ВДНХ, библиотека Ленина – вот те университеты, которые я прошёл. И общение между художниками.
Юрий Злотников. Ок. 1950
Гастроли американской труппы Everyman Opera в Москве. Январь 1956
Вверху— кассы Музыкального театра им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко
Внизу – актёры оперы «Порги и Бесс» на Красной площади
Появление живописи настоящей
Мой выход на международный, на европейский уровень в плане искусства произошёл в конце художественной школы, когда я познакомился с Сезанном, и когда стали восстанавливаться музей Пушкина48 и Третьяковская галерея. И, конечно, моё увлечение Сезанном было для меня очень важно. И вообще интересная вещь: музыка была для меня очень важна49. Через музыку шло развитие, переходило и в пластику. Но момент того, что есть европейская школа… это как-то проснулось.
В 1954 году или позже уже появился Ван Гог, ну что-то появилось. Ну, например… Да, если быть верным правде, появилась такая большая картина Фужерона50, французского художника, неореалиста, очень такого мощного. Вот я помню этого Фужерона. В общем, наступали уже какие-то моменты, когда проявлялось что-то настоящее. Потом, конечно, хождение к Фаворскому, потом… ну, в общем, были какие-то связи интересные. Интересные были всё-таки художники… Потом ученик Фаворского Вакидин из Воронежа51, замечательный график, с которым я тоже дружил, он знал моего дядю скульптора Льва Берлина52 по Воронежу, потому что он тоже воронежец был. Нет, ну это всё было довольно-таки интересно.
Ну, во всяком случае, понимаешь, появление живописи настоящей – это, конечно, было событием. Ну, например, очень интриговал Врубель, вот какая-то такая общая заинтересованность в сказочности Врубеля и вообще его таком, необычном