к которому он так привязался – а как у старика в коттедже пахло! Но манто очень симпатичное, и Г. не нашлась, что сказать, кроме “ах, мистер Рочестер!” – изображая Джен Эйр, про которую я всегда считала, что она отплатила черной неблагодарностью этому бедняжке, – ужасно огорчительно и вредно для нежных чувств, когда твоя невеста, пусть даже это и двоеженство, настаивает на серой альпаке, или мериносе, или что там было… Заметка гнусного шакала в “Морнинг стар”[30] – осмотрительно не подписанная, но хорошо узнаваемая. Элен позвонила, чтобы выяснить, правда ли это. Я честно ответила, что сплошные выдумки! Вечером сводила Питера и Гарриет на Чейни-Уок на обед к дядюшке Полю, который непременно хочет быть на свадьбе, несмотря на артрит. Заметила необычную скованность между П. и Г., у которых все было в порядке, когда я их вчера вечером провожала в театр и на ужин. Поль бросил на них один взгляд и начал болтать о своих вечных cloisonné[31] и о превосходстве естественно дозревших французских вин над портвейном[32]. Неловкий вечер, все не похожи на себя. Наконец Поль отправил П. и Г. домой на такси, сказав, что ему надо поговорить со мной о делах, – явная отговорка. Я спросила: не кажется ли ему, что что-то не в порядке? Поль ответил: “Au contraire, ma sœur, c’est nous qui sommes de trop. Il arrive toujours le moment où l’on apprend à distinguer entre embrasser et baiser”[33], добавив с характерной для него улыбкой: “Мне было интересно, сколько Питер продержится, не выпуская зверя из клетки, – он снова вылитый отец, Гонория, с примесью меня!” У меня не было ни сил, ни времени сердиться на Поля (который всегда был законченным распутником – и отец Питера тоже, конечно, при всей моей любви к нему), так что я сказала: “Да, Поль, но ты думаешь, что Гарриет?..” Поль сказал: “Ба! Вино, которое она пьет, выжато из винограда[34]. Il y a des femmes qui ont le génie…”[35] Я совершенно не выношу рассуждения Поля о le génie de l’amour[36], потому что он говорит и говорит, с каждым словом все больше офранцуживаясь, и сыплет историями из своего богатого прошлого, а он такой же француз, как и я, – ровно на одну восьмую, так что я поспешно ему сказала, что уверена в правильности его дискурса (интересно, я имела в виду “ракурс” или “диагноз”?), и, пожалуй, так оно и есть – никогда не видела, чтобы Поль неправильно оценивал ход романа. Думаю, это объясняет, почему они с Гарриет так хорошо поладили, несмотря на ее сдержанность и его вкусы в женщинах. Намекнула Полю, что ему пора спать, на что он мрачно сказал: “Да, Гонория, я очень стар, и у меня ноют кости. Мои пороки уже изменяют мне, и если бы я мог заново прожить жизнь, я бы предавался им еще чаще. К черту Питера! Il ne sait pas vivre. Mais je voudrais bien être dans ses draps”[37]. “Тебя самого скоро белой простыней накроют, – сказала я очень сердито, – не удивительно, что Питер зовет тебя дядей Пандаром[38], старый ты греховодник”. Поль сказал: “Но нельзя отрицать, что я нашел ему хороших учителей, и он никого из нас не опозорит”. На это ответить было нечего, и я отправилась домой… Опять взялась за “Звезды смотрят вниз”, обнаружила, что
