ряженку, а себе – сыр, неблагодарная ты, – кинула через плечо пенсионерка.
Таня печально вздохнула: она привыкла к таким диалогам и, наученная горьким опытом, знала, что лучше во время замолчать, тогда ссора сходит на нет, и уже утром они общаются так, как будто вечером никаких упреков не было. Ну а сейчас следовало успокоиться, спрятать покупки в холодильник и пойти умыться. Мама накроет ужин, и они поедят в молчании, зато вместе. Обе не могли друг без друга, но и вместе им было душно.
Так произошло и на этот раз. Татьяна пришла на кухню через полчаса в халате и тапочках (ради мамы). На столе уже стояли тарелки, и даже был нарезан этот самый злополучный масдаам (ради дочери). Они сели друг напротив друга и начали молча есть гречку. Но сегодня провести ужин в безопасном молчании что-то не удавалось.
– Мама, прости меня, пожалуйста, я больше не буду, – 35-летняя Татьяна говорила так, словно ходила в первый класс.
– Что не будешь? – наставительно произнесла Елена Степановна.
– Не буду тратить деньги на всякую ненужную ерунду.
Мать сделала паузу, а потом веско произнесла, взмахнув ложкой, словно дирижируя ссорой:
– Я прощаю тебя.
Дочь с облегчением, как в детстве, вздохнула. Одна мысль не давала ей покоя. Татьяна привыкла делиться с матерью всем, что случалось с ней за день. Язык чесался рассказать о командировочном архитекторе, который пришел в лабораторию. Она уже пару раз даже набирала воздуха в легкие, но слова застревали в горле.
– Мам, а у нас такой случай произошел. К нам в кафе с Ольгой мужчина один подсел, говорит, архитектор в командировке, и начал заигрывать, даже на следующий день к нам в лабораторию пришел, – освободилась она от этой информации.
– Не к тебе уж точно. Так Ольга же замужем, – глаза Елены Степановны оживились.
– Ну да.
– Какая-то ты у меня замороженная… И что дальше-то было?
– Он к ней в кабинет зашел.
– И?
– Не знаю, – Татьяна пожала плечами, ей хотелось сказать еще что-нибудь, продолжить историю, чтобы порадовать мать и заслужить ее окончательное прощение, но ничего в голову не приходило. О том, что она тайком взяла его визитку с телефоном, сказать было неудобно.
Елена Степановна покачала головой:
– Какой там архитектор! Небось, прораб со стройки. Все они умеют лапши на уши навешать.
– Может быть и так, только он на прораба не похож, модный такой.
Мать метнула на дочь острый взгляд, она умела читать ее, как открытую книгу, и видела, что та смущена и заинтересована.
– Как бы с этим модным слезы ручьем у твоей Ольги не потекли. Главное, сама не вляпайся в историю, – Елена Степановна довольно хмыкнула. – Ну что, чай пить будем?
– Она отшила его, это точно, – Татьяна с благодарностью глянула на мать, которая вроде как забыла инцидент с сыром.
Вечер катился к концу. Таня безропотно посмотрела новости вместе с мамой, вколола ей витамины. Затем тихонько прикрыла дверь в ее комнату, пожелав спокойной ночи. И только потом кинулась на диван, который служил