картины и в нём – самого себя. Ведь именно на месте зрителя стоял сам Диего Веласкес, когда работал над полотном. Зритель-творец создаёт картину в неменьшей степени, чем художник-творец, ведь без восприятия зрителя картина окажется невоспринятой. Только восприятие делает пятна краски на холсте картиной – произведением искусства. Происходящее таким образом рефлексивное восхождение в своеобразную позицию исследователя-зрителя-наблюдателя-художника и создаёт ту «особую диспозицию эпистемы», о которой писал М.Фуко. С одной стороны зритель оказывается «королевской четой», узнаёт и не узнаёт самого себя в зеркале, с другой – предстает художником, создающим это самое полотно, и вновь не узнаёт самого себя.
Входя в ситуацию, человек-зритель может оказаться в роли творящего субъекта, пассивного зрителя, фигуры, которая наделена какой-то властью в контексте ситуации, а также он может возложить на самого себя роль исследователя, который изучает эту особую диспозицию и в то же время остаётся тем же, кем он был до вхождения в ситуацию: обычным человеком. Само вхождение в подобную ситуацию преобразует зрителя. Он оказывается наделенным властью наблюдать и упорядочивать, делать выводы и строить свой путь внутри ситуации. Он становится кем-то другим в глазах участников, от него ожидают чего-то такого, чего не ожидали до того, как он оказался «на королевском месте». Да и сам он не узнаёт себя прежнего, но постигает себя нового. Входя в ситуацию, будучи изначально иномирным, человек (зритель-наблюдатель-исследователь-художник) как бы «воплощается», получает новую плоть, новое тело, причём в различных вариантах. Можно сказать, что особая диспозиция эпистемы раскрывается в «апоритическом самотематизировании познающего субъекта» (Хабермас) [137, с. 270]. «Познающий субъект» оказывается воплощён в развивающем и изменяющем его разномерном позиционном противоречии.
Сцена «Менин» включает в себя и другие картины, на которых изображены боги, смотрящие на разворачивающуюся перед ними жизнь королевской семьи. А это задаёт ещё одно основание для апоритического самотематизирования, поскольку человек-зритель приравнивается к божествам-зрителям, смотрящим «с другой стороны», из своих собственных миров-пространств, в которых они обитают, будучи «иномирными».
Человек-зритель картины «Менины» входит в конкретный миг изображённой ситуации, и если бы это была не картина, а реальная ситуация, в которую человек «вошёл» физически, в следующий миг он начал бы прокладывать свой путь и действовать во вновь открывшемся ему пространстве.
Уместно провести аналогию и рассмотреть, что происходит с субъектом-исследователем, входящим в ситуацию исследования. Решая свои задачи, он путешествует не только по ментальным пространствам, привязанным к географическим и интеллектуальным локусам, но так же и по временным эпохам, словно бы прокладывая дорогу, одновременно проходящую через географические территории, пространства человеческой мысли и время.
Находясь в такой специфической